Был Рене Тортю, которому как-то случилось переспать с секретаршей, а теперь он не спешил жениться на другой, с которой был помолвлен. И Жюльен Бод, начавший свою карьеру в Париже в качестве писца, тогда как истинным его стремлением была драматургия.
На чьей стороне стояли все эти люди? На стороне Гассенов? Или Парандонов?
Во всяком случае, кто-то из них хотел кого-то убить.
А внизу, в швейцарской, как на смех, восседал бывший инспектор сыскной полиции.
Напротив дома - сад президента Республики, и сквозь деревья, которые в этот год стали так рано зеленеть, виднелось знаменитое крыльцо, где репортеры обычно фотографировали хозяина, пожимавшего руки высоким гостям.
Не чувствовалась ли во всем этом какая-то нелогичность? По крайней мере, трактир, в котором сейчас сидел Мегрэ, казался куда реальнее. Это была сама жизнь. Конечно, здесь сидели маленькие люди, но ведь, пожалуй, все и держится на этих маленьких людях, даже если они и менее заметны, одеваются бедно, говорят тише, жмутся к стенке или толпятся в метро...
Мегрэ принесли из буфета ромовую бабу, обильно покрытую кремом изделие, которым тоже славилась хозяйка. И уходя, он не преминул зайти на кухню, чтобы пожать ей руку и поцеловать в обе щеки. Так уж было заведено.
Надеюсь, теперь вы не будете так долго пропадать?
Если дело с убийством затянется, Мегрэ придется заходить сюда не раз.
Мысли его снова перенеслись к убийце. Убийце, который еще не совершил преступления. Потенциальному убийце.
А разве не расхаживали по Парижу тысячи таких потенциальных убийц?
Почему ему понадобилось заранее предупредить Мегрэ? Из каких-то романтических побуждений? Или чтобы казаться интереснее самому себе? А может быть, чтобы заручиться его свидетельством? Или для того, чтобы его успели удержать от этого поступка?
Удержать? Но как?
Мегрэ поднялся по солнечной стороне до Сен-Филипп-де-Руль и повернул налево, иногда останавливаясь возле витрин, где были выставлены дорогие вещи, зачастую бесполезные, но все же находившие покупателей.
Он прошел мимо писчебумажного магазина Романа, постоял, забавляясь чтением фамилий, напечатанных на визитных карточках и приглашениях и попавших сюда, казалось, прямо со страниц Готских Альманахов8. Из этого магазина доставлялась почтовая бумага, с которой все и началось. Без этих анонимных писем Мегрэ и по сей день не знал бы о существовании Паран-донов, Гассенов де Болье, всех этих дядей, теток, двоюродных братьев и сестер.
Другие люди, как и он, шли по тротуару, наслаждаясь тем, что блаженно щурили глаза от солнца и вдыхали теплый воздух. Ему хотелось плюнуть на все, вскочить в первый автобус с открытой площадкой и вернуться на набережную Орфевр. К чертовой матери всех этих Парандонов! Там, у себя, на набережной Орфевр, он, быть может, застал бы беднягу, который действительно убил человека, потому что не мог действовать иначе, или какого-нибудь молодчика с площади Пигаль, выходца из Марселя или Бастиа, который убрал соперника, чтобы почувствовать себя настоящим мужчиной.
Он уселся на терассе ресторанчика и попросил чашечку кофе. Потом вошел в телефонную кабину и закрыл дверь.
8 Готский альманах - генеалогический справочник, выходивший с 1763 года в германском городе Готе на немецком и французском языках
- Говорит Мегрэ... Соедините меня, пожалуйста, с кем-нибудь из моей бригады... Дайте любого... Жанвье, Люка, лучше Лапуэнта...
К телефону подошел Лапуэнт.
- Ничего нового, сынок?
- Звонила мадам Парандон... Хотела говорить с вами лично, и мне с трудом удалось ей объяснить, что вы тоже ходите завтракать, как и все люди.
- А что ей было надо?
- Чтоб вы поскорее пришли к ней.
- К ней?
- Да. Она будет ожидать вас до четырех часов... Потом у нее важное свидание...
- С парикмахером, поди... Это все?
- Нет... Был еще звонок, но это уже, вероятно, трепотня. Полчаса назад телефонистка услышала на проводе чей-то голос, женский или мужской, она не разобрала странный голос, может быть, даже детский. Кто бы это ни был, но человек этот задыхался то ли от спешки, то ли от волнения и быстро произнес: "Скажите комиссару Мегрэ, чтобы он поторапливался..."
- Телефонистка не успела ничего спросить. Трубку повесили. На этот раз, поскольку дело идет не о письме, я подумал... Мегрэ чуть было не ответил: "Чего тут думать..." Комиссар уже не пытался задавать себе вопросы. Он уже не ломал себе голову, пытаясь отгадать загадку. Но это не помешало ему взволноваться.
Читать дальше