Павел Шестаков - Остановка

«Что за черт! Он идет будто бы прямо ко мне, как кролик к удаву», — успел я еще подумать и тут узнал его. Это был вовсе не низкорослый мужчина, это был подросток — Толя Михалев.

Потом он сказал, что ждал, когда же можно прийти, и смотрел в окно, и, вполне естественно, увидел, как сдвинулась гардина и в открытом окне появился человек, то есть я. Увидел и пошел, так что телепатия оказалась совсем ни при чем.

Но мне уже не до телепатии было.

— Толя! — крикнул я, нарушая покой, полуспящей улицы. — Ты ко мне? Иди скорее!

Он махнул рукой в знак подтверждения.

— Поднимайся!

Это, конечно, было излишнее приглашение. Ясно, куда шел мальчик. Он больше не смотрел вверх, а огибал дом, чтобы со двора войти в подъезд. Дом наш вполне современный, и подъезды в нем на улицу не выходят.

Я повернулся, чтобы идти в прихожую открывать, и едва не наткнулся на Мазина. Не знаю, крик ли мой его разбудил или само передвижение по комнате, но он стоял у меня за спиной и тоже смотрел на мальчика.

— Все-таки не Сицилия, — сказал я не без гордости.

Мазин, не отвечая, принялся натягивать брюки.

— Решил встретить гостя по всей форме?

Когда я отпер дверь, Толя Михалев уже выходил из лифта. Он прошел мимо меня молча, прямо в мою комнату и остановился, увидев Мазина.

— Это мой друг, его зовут Игорь Николаевич, а это…

— Толя, — сказал Мазин.

— Да. Здравствуйте.

В сущности, прошло совсем немного времени с той минуты, когда он ушел, непослушный и задиристый, но сейчас это был другой подросток. И не потому, что рубаха на нем была разорвана, а на щеке отпечатались следы чьей-то крепкой руки. Другое, поразило меня. Ту дерзость, что так настойчиво в нем играла, как ветром сдуло. Я вдруг рассмотрел его глаза, они были глубокие и очень голубые, как раньше говорили — девичьи. Вчера, когда он дерзил, это было совсем не заметно.

— Вы из милиции? — обратился он к Мазину.

— Да.

— Тем лучше.

— Ты хотел меня видеть?

— Мне все равно, кого. Я хочу сообщить — я убил Черновола.

Все мы немного помолчали. Потом я сказал:

— С тобой не соскучишься.

— Я говорю правду.

Мазин предложил:

— Давайте присядем. Разговор, судя по всему, только начинается.

— Много говорить не о чем. Время зря терять? — возразил Толя.

— Присядьте, плотник отвечал. Поспеем как-нибудь, — улыбнулся Мазин.

— Мне не до шуток.

— Нам тоже.

— Толя, ты ел что-нибудь с тех пор, как ушел? — спросил я.

— Опять вы со своей едой?

Сказано было, однако, без протеста. Звучало: какая мне сейчас еда!

— Понятно, — заметил Мазин. — Сделаем так: скажи главное, что хотел сказать, а потом поешь, подкрепишься, и еще немножко поговорим.

— Здесь?

— А ты хочешь там?

— Все равно ж придется.

— Возможно. Ну а пока… Значит, ты убил Черновола? Когда? Сегодня ночью?

— Как это ночью? Он же утонул?

Странно, но мне послышался в его словах вопрос, а не утверждение.

— В самом деле. А что ты делал сегодня ночью?

— Меня… ну как бы сказать… По-дурацки получилось. Меня умыкнули.

Он с трудом выговорил это слово, то ли с непривычки, то ли сомневаясь в его достоверности.

— Похитили, что ли?

— У нас разве похищают?

— Верно, не Сицилия. — Мазин бросил взгляд на меня.

Я не знал, как откликнуться, и смолчал.

— Меня схватили и увезли.

— Ты, я вижу, сопротивлялся. Или даже удрать удалось?

Мальчик приподнял руку к щеке. Вокруг синяка пробился румянец.

— Нет! Их двое было, они сильнее меня, взрослые мужики. Втолкнули в машину, завязали глаза, руки связали.

Анатолий замолчал; было видно, как остро переживает он унижение.

— И куда же они тебя повезли?

— Не знаю. Никуда.

— Как это понять?

— Просто за город.

— А там?

— Мы не выходили из машины. Остановились. Ну… ну, и они заставили меня признаться, что я убил.

— А на самом деле?

Я еще ожидал возмущенного «Что вы!». Но паренек сказал тихо:

— Да.

— Значит, они вынудили тебя признать правду?

— Да.

— Они… били тебя?

Он сглотнул комок, подступивший к горлу.

— Один раз. По лицу. Но вы не думайте. Я не испугался. Я хотел это сделать сам. По-настоящему, они не заставили меня.

Я понимал, как трудно признаться ему в слабости.

И Мазин кивнул понимающе.

— Верю. И ты сознался? Как? На словах или тебя заставили что-нибудь подписать?

— Нет. Они заставили наговорить на магнитофон. Они даже не развязывали мне глаза.

— Не помнишь, что ты говорил?

— Они продиктовали. Я — Михалев Анатолий, признаю и подтверждаю, что двадцать шестого июня собственными руками столкнул в воду с целью утопить Черновола…