Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Считал, обрадуется, кинется мне на шею. Ответ же любимой девушки меня ошарашил:

— Думала я об этом, Валя, — Роза дотронулась до моего плеча и немного помолчала. Не та у нас с тобой «профессия», чтобы друг друга связывать на всю жизнь какими-то обязательствами. Сегодня мы вместе, а завтра — неизвестно что. Не обижайся, дорогой, о тебе же забочусь. В общем, ни к чему он нам, загс. И без него жить неплохо.

От грустных размышлений Роза почти незаметно перешла на кокетливо-игривый тон, как это умеют женщины. Я сдался и игру принял.

— Ну, тогда пошли.

Мы начали жить отдельно, своей семьей. Но что это была за жизнь. Сегодня на одной квартире, завтра на другой. Старые связи, старые друзья. Нет, не вырваться из этого водоворота.

…Примерно в это время со мной произошел случай, который запомнился на всю жизнь. По утрам, когда народ ехал на работу, я обычно не терял времени даром. И не только я. В часы «пик» у большинства карманных воров была «напряженка». В этот раз мы с Пушкиным «держали трассу» на 93-м автобусе. Наше внимание привлек хорошо одетый элегантный средних лет мужчина. Стоял он в проходе ближе к передней двери, и, поработав локтями, я оказался рядом с ним. Осторожно ощупываю карман: деньги, чувствую, небольшие, но решил «брать». Не помешают, а риска почти никакого.

«Покупаю», передаю напарнику. Мужчина на мои действия никак не отреагировал, даже не повернул головы. Осталось от него отойти и выйти на первой остановке. Подъезжаем, открываются двери. Мы с Пушкиным выходим. И надо же этому быть: мужчина, который по всем признакам выходить не собирался, в последний момент спрыгивает со ступеньки вслед за нами. И быстро подходит ко мне.

— Молодой человек, не уходите, мне нужно с вами поговорить.

Чувствую что-то неладное. Сердце забилось часто-часто. Неужели заметил? Но карман-то он не прощупывал. И стоял молча. Тогда что же?

Останавливаюсь, поскольку бежать уже поздно. Мужчина неторопливо достает из кармана «ксиву». На корочке золотые буквы: КГБ (или МГБ, не помню).

— Отдай мне деньги, парень, — не повышая голоса, говорит он. — Их там немного, не разбогатеешь. А этим делом брось заниматься, очень советую. Иначе пропадешь.

От такого обращения я просто опешил. До того было непривычно. У человека вытащили деньги, а он не шумит, не ведет в милицию…

— Извините, — отвечаю ему, приходя в себя, — но ваших денег у меня уже нет. Вот, возьмите эти…

Достав из кармана бумажник, протягиваю ему несколько десятирублевых купюр.

— Не надо, — отстраняет он мою руку. — Подумай лучше о том, что я тебе сказал. Знаю, опуститься недолго, а вот стать опять человеком куда труднее. Но все же постарайся. Из тебя, я вижу, человек получиться может.

Подошел следующий автобус, комитетчик сел и уехал. А я продолжал стоять, переваривая необычную эту историю. Забыл даже о том, что где-то поблизости поджидает Пушкин.

— Ты чего? — Его вопрос вывел меня, наконец, из оцепенения. — Думал, этот мужик тебя к «мусорам» потащит. Гляжу, отошел. И чем ты ему так понравился. Может, слово какое знаешь? Так научи.

— Нашел, когда шутить, Пушкаренок. Тут такой случай, что и во сне не приснится…

И я рассказал корешу о том, как поступил со мной этот человек и что настойчиво мне внушал.

— Благородно, ничего не скажешь, — заметил Пушкин и тоже задумался.

Настроение стало паршивое, «работать» в тот день больше не тянуло.

Во время обеда рассказал об этом необычном случае всем ворам.

Слушали внимательно. Долго молчали. Видно, не только у меня одного — у многих поступок и слова этого человека разбередили душу, затронули такие ее уголки, которые, казалось бы, надежно упрятаны даже от самих себя.

Но вот, докурив сигарету и сплюнув, нарушил молчание Витя Шанхай.

— Этот мужик со «ксивой» перед тобой, Валентин, разыграл благородство. Хотя, не исключено, что у него натура такая.

— Есть же и там порядочные, — вмешался Хитрый.

— Не исключаю, — повторил Шанхай. — Но только мы должны помнить, что житуха у нас по-другому сложилась. И ни один из тех, кто называет себя Вором, совету его не последует. Хотя силой, вы знаете, никого не держим. Своя у нас жизнь, и песни тоже свои.

Шанхай налил мне стакан, поднял свой, недопитый.

— Вот за это, Валя, давай и выпьем.

И еще об одной встрече хочу рассказать — по тому же поводу.

Однажды вызвал меня прокурор Ухтомского района — приятная средних лет женщина, в которой было что-то материнское, располагающее к себе. Фамилия ее была, если не ошибаюсь, Гаспарова.