Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

А Золотому, за отеческую заботу, я, наверно, по гроб жизни буду обязан. Обнимая меня, он и в эту минуту оставался верен своему здравому рассудочному уму.

— Вот так-то, брат Лихой, — журил он меня на правах старшего и спасителя, — говорил я тебе — не наглей, ты из-за этой Розы совсем голову потерял. В тюрьму захотел? Успеешь еще — и «баланды» нахлебаешься, и «параши» нанюхаешься…

— Воры, — продолжал он, но уже держа речь перед всеми. — Если и дальше Лихой будет наглеть, обещаю вам, что набью ему морду по-товарищески. Чтобы потом не было «Качалова»… Наши все дома, никого не повязали?

— Вроде все, — ответил Шанхай.

— Да разве ж такой «мусоренок» с нами справится, — восторженно запетушился младший из братьев Пушкиных. — Он, как увидел нашу братву, затрясся весь. Эх, и дурак я, надо было «фигурку» у него отстегнуть.

— А вот глупостей делать никогда не надо, — оборвал его Золотой. — И думать об этом тоже.

— Ты, Хитрый, — обратился он к Попику, — Лихого и Геныча вези сейчас же в Малаховку. Пусть отдохнут, отоспятся. И ни в коем разе Валентина на люди не выпускай, пока у него фингал не пройдет. Между прочим, загляни в аптеку. Говорят, бодяга помогает неплохо.

— Не беспокойся, Золотой, сделаю все как надо…

Тут в разговор вмешался Шанхай.

— Братва, — полушутливо, полувсерьез заметил он. — Отправляем «босяка» на бюллетень, а он ведь не член профсоюза.

И Виктор достал из бумажника сотенную.

— А ну, кто не жадный.

Такого еще не бывало, чтобы кто-то не поучаствовал в складняке. Набрали в общей сложности тысячи полторы. С такими деньгами можно было не то что в Малаховку — на курорт ехать.

Теперь вы поняли, чем было для меня кафе на Сретенке. И кем был для нас Золотой.

Неделя, которую мы с Геной провели в Малаховке, вспоминается мне как сказка из детства. Мы купались в озере, загорали, вкусно ели в здешнем кафе, где отменно готовили окрошку. Казалось, чего еще желать?

Но вечером, когда мы вместе с его подругой Томой шли на танцверанду и когда я смотрел, как кружились они под звуки вальса, сердце опять начинало щемить: тоска по Розе не проходила. И я направлялся к буфетной стойке, чтобы хоть немного ее заглушить.

Фингал прошел. Мы с Геной снова начали «работать». И через несколько дней опять оказались на Каланчевке. При посадке на электричку я расстегнул у намеченной жертвы пиджак, потянулся за «выкупом». И в этот самый момент меня схватили за руку. Гена успел убежать. Как жалел я тогда, что мимо ушей пропустил мудрые наставления Золотого.

Недолго довелось мне на этот раз пробыть на свободе. Потому, может быть, что рядом не стало Розы. А без нее и свобода не была для меня такой, как прежде.

Начальник лагеря — осанистый, с седыми висками, но державшийся молодцевато полковник — взял в руки кем-то услужливо переданный «матюгальник» и обратился к нам с такой, примерно, речью:

— Граждане заключенные! Вас привезли сюда не просто отбывать наказание. Вам, можно сказать, оказали честь трудиться на одной из крупнейших сталинских строек коммунизма — возводить новый промышленный город Салават. От нас с вами зависит досрочный пуск гиганта индустрии — нефтеперерабатывающего комбината и теплоэлектроцентрали, которая будет давать тепло и свет этому городу. Ударный труд у нас, как вы знаете, всегда в почете. И это не просто слова. Тем, кто будет хорошо трудиться и соблюдать требования режима, один день добросовестной работы приравнивается к трем дням назначенного судом наказания. Иными словами, срок своего заключения каждый из вас может сократить втрое…

Плотно сомкнутые ряды зеков отозвались гулом, не скажу восторженным, но одобрительным. Для «мужиков», которых с нашим этапом прибыло большинство, возможность освободиться досрочно была реальной. Нам же, ворам, все эти льготы были, как говорится, до фени. Разве кто-то сумеет прокатиться за счет тех же «мужиков», подкупить бригадира. В то время, однако, такое не очень практиковалось. Большинство из нас, «воров в законе», бравировало тем, что презирает любую работу.

Опустив «трубу», начальник сделал многозначительную паузу. А когда шум утих, продолжил:

— А теперь, взгляните вон на ту сопку. — Он показал рукой в ту сторону где на фоне голубого морозного неба, напоминая формой разрезанное пополам яйцо, выступала из-под земли большая гора, безлесая, совершенно голая, одна посреди бескрайнего степного простора. Башкиры называют ее Шахан-гора. Отсюда до этой сопки не так уж и далеко — километров тридцать. Но порядки там совсем другие, чем в нашей зоне. Это спецлагерь 0016. Добывают там известняк. Работают вручную, производство вредное. После работы — сразу в барак и под замок. Так вот я вас предупреждаю: кто будет пить, играть в карты, учинять рукоприкладство и прочие непотребные вещи — бензина на эти тридцать километров не пожалеем.