Александр Гуров - Исповедь «вора в законе»

Сам же на это нарвался. Слава Богу, хоть Гена слинял. У него в голове любовь, хорошую девку нашел. А вот у нас с Розой…

Сижу раздумываю, опустив голову. И вдруг — знакомый голос, который сразу вывел меня из оцепенения.

— К Вам можно?

Поднимаю глаза. В дежурку, вежливо постучавшись, входит представительный мужчина в очках и с папкой подмышкой. Да это же Золотой. Я еле сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть.

— Да, да, заходите, — поднимается ему навстречу молоденький «мент» с рыжими усиками.

— Вы знаете, я потерял документы, — присев на предложенный ему стул, начал «повествовать» Золотой. — Скорей всего, оставил в поезде. Не знаю, что и делать. Решил зайти к вам, может быть, думаю, нашедший сюда их передал.

Говорил он этак растянуто, медленно подбирая слова. А сам за это время успел и со мной обменяться сочувственным, но по-отцовски строгим взглядом и, как я понял, изучить обстановку.

— Нет, гражданин, документов нам никто не сдавал, — вежливо ответил Золотому дежурный. — Но вы не отчаивайтесь. Обратитесь в отдел милиции на Курском вокзале. Обычно сдают туда.

— Спасибо, очень вам признателен.

Золотой удалился, вежливо раскланявшись.

Это, конечно, была разведка. Проходит две-три минуты, и в дежурку с шумом врывается Нина Вакула.

— Ради бога, помогите, — кричит она, задыхаясь (или делает вид?). — Там, на другом конце платформы, пьяный. Ко всем пристает и меня только что ударил.

— Не волнуйтесь, гражданка. — Тот, что постарше, бросает младшему: «Оставайся в дежурке», а сам неторопливо направляется, куда ему указала Вакула.

Едва он ушел, в дежурку вваливается целая ватага наших ребят — Шанхай, Чох, Валька Косолапый, Лиса, оба Пушкина. И прямо к столу, за которым сидит рыжий «мент». Все раскрасневшиеся, под градусом. Орут не разберешь что.

— В чем дело? — пытается урезонить их милиционер.

— Безобразие! — кричит Шанхай, разводя руками. — Средь бела дня…

— Тихо, граждане, рассказывайте по порядку, — пытается навести порядок милиционер, но его никто не хочет слушать.

Пользуясь суматохой, я перепрыгиваю через барьер, выбегаю из дежурки, но не бегу, а едва себя сдерживая, иду быстрым шагом к трамвайной остановке. И тут слышу, как кто-то меня подзывает. Гена! Рядом с ним такси, дверца которого уже открыта.

— Скорей сюда, — машет он мне рукой.

Забираюсь на заднее сиденье. Геныч садится со мной. «Победа» трогается. Тут замечаю, что впереди, рядом с водителем, командует парадом Хитрый Попик.

— Шеф, быстро на Сретенку. За скорость плачу вдвое.

Машина мчится во весь опор. На душе у меня приятно и радостно.

— Ну как, дружище? — оборачивается ко мне Попик.

— Нормально сработано, — улыбаясь, киваю я головой.

— Гене спасибо скажи. Если б не он… — Хитрый обрывает фразу, не желая раскрывать все карты при шефе.

Подъезжаем к «Щербакову» — так промеж собой называли мы Щербаковский универмаг. Попик останавливает машину, расплачивается с водителем.

— Ну, а теперь пошли в магазин.

— Зачем? — недоумеваю я.

— А ты, Валентин, на радостях, видно, забыл про свой фингал под глазом.

И вправду забыл. Теперь все понял — нужно подобрать для меня темные очки от солнца.

Примерил — все в норме. В очках я, кажется, очень даже симпатичный.

— Разглядывать себя, Валя, будешь потом. А сейчас — поспешим в кафе. Обед, наверно, уже остыл.

Я начинал догадываться, как было дело. А после, когда мы зашли в кафе и застали там всех, кто помог мне бежать из «ментовки», узнал о подробностях этой дерзкой операции. Когда Гене удалось смыться во время кипиша в серпуховском поезде, он случайно взглянул на часы. Было начало четвертого. Время, когда воры собирались в кафе на Сретенке. Кстати, если б у нас все закончилось удачно, мы тоже отправились бы туда обедать. Но он, конечно, думал сейчас не об обеде. Он смекнул: ворам надо успеть рассказать, что с его корешем и подельником стряслась беда. Взял такси — и на Сретенку. Слушали его, сочувствуя, разводя руками. И только Золотой сразу же оценил ситуацию:

— Братва, не слезы лить надо, а действовать. Дежурка на этой Каланчевке плевая, просто участочек. Думаю, Валентина мы выручим.

Он моментально разработал план, распределил роли. В кафе оставили «дежурить» Аню, а официанток попросили, чтобы они со столов ничего не убирали… Операция вместе с дорогой заняла каких-то полчаса.

Встреча в кафе была бурной и радостной. Мне тут же налили «штрафного» — стакан водки. Осушил залпом, запив холодным лимонадом. Своих спасителей, всех до одного, хотелось обнять и расцеловать. Вот она, воровская наша солидарность. Но благодарить вора, даже спасшего тебе жизнь, было нельзя. Не допускал обычай. Считалось, что помочь в беде своему брату, если есть такая возможность, — это долг каждого. Так было примерно в те же годы записано в Моральном кодексе: один за всех, все за одного. Но если в обществе, к которому мы не принадлежали, все это оставалось словами, демагогией, то мы везде и всюду были ему верны.