Михаил Соколов - Крематорий

В воде ничего не видно. Здесь было неглубоко - метра три. Я держался стены, но вдруг, как и ожидал, рука провалилась - туннель. Я всплыл глотнуть воздуха. Сразу лезть в трубу не решился, боялся не хватит воздуха. Часто такие мелочи и спасают; я дышал глубоко и мерно, пока не закружилась голова. Ничего, здесь не глубоко и кислородное опьянение мне не грозит.

Туннель не кончался. Какие-то неровности, шороховатости позволяли цепляться руками, отталкиваться, но гребка не получалось - узко. По тому, как судорожно заходила грудь, я понял, что пошла вторая минута. Туннель не кончался. Вряд ли они заинтересованы в такой глупой моей смерти. Пожалуй, вернуться не успею.

Возвращаться не понадобилось.

Я почувствовал, что выплыл из трубы. Вода ли изменилась?.. Сразу стало светлее. Я ещё не выныривал, значит свет усиливался сам по себе, словно наверху - в бассейне? - включали в ожидании меня свет. Поверхность надо мной зеркально колыхалась. Что же меня ждало?..

Я быстро всплыл. Я успел все мгновенно охватить взглядом: бассейн метров 15 длины и 5 ширины, узкие бортики, с одно стороны небольшая трибуна на 10-20 человек, толстая фигура Кулагина, зверские его мальчики, какие-то женщины. Кто-то зааплодировал. Я со злобой уставился на них. Мерзавцы! Еще взрыв аплодисментов. Кто-то тонко и восторженно закричал:

- Вот, вот она! Анаконда!

Я почувствовал... я оглянулся - поздно. Словно тисками сдавило плечо; руки, ноги, все тело заплело, закрутило, мерзко-холодное, я не выношу прикосновения рыб в глубине! огромная, с два моих кулака змеиная морда вонзила зубы в плечо. Мне не было больно, но неожиданность, страх, нутряной холодный страх, ярость!.. Я сам взорвался, уже осознав, что в неподвижности моя погибель, если не давать опоры хвосту... холодное гибкое тело пыталось оплести мне ноги, тело... Все бурлило, жадно подались зрители на трибуне, от страшной ярости я взбесился; не переставая барахтаться, оторвал голову твари от себя и не разбирая, сам вцепился зубами, под пальцами что-то поддалось, - я проткнул глаз и изо всех сил ввинчивал палец, хруст, нет, не сустав, еще, лоботомия проклятой...

Дергаясь, змея опускалась на дно. Мне ещё хватило сил доплыть до бортика перед трибуной. Перегнувшись, Сашок протягивал мне избитую тренировками клешню каратиста. Я принял, чтобы тут же рвануться вверх...

Я не думал, что так измотан, - кулак верного телохранителя Кулагина настиг меня, - все потемнело, я отключился.

* * *

Сквозь проблески сознания, я слышал негромкий шелест голосов, что-то позвякивало, словно посуда по стеклянному или твердо-пластиковому покрытию. Я ещё сопротивлялся, желая продлить сон, но резкий аммиачный запах вздернул мне нос, голову; я открыл и сразу прикрыл ослепленные глаза, успев заметить странное шевеленье полуголых людей, кажущееся продолжением расплывающегося бреда. Впрочем, действительность не имела отношения ко сну: полукругом располагались ряды скамей, обтянутые мягкой искусственной кожей, стеклянные столики; я в одних плавках лежал на одной из скамей, скорее лежаков, а девушка, только что пробудившая меня нашатырем, уже уходила. Я ещё затуманенным взглядом проводил её, стараясь уловить ускользающий отблеск фарса, - и нашел: странно дисгармонировал медицинский чемоданчик с красным крестом на боку и её голая грудь - девушка была в одних купальных трусиках. Впрочем, приглядевшись, я перестал обращать внимание на единичные фрагменты; общая картина была занимательна бредовым колоритом, хотя, - как всегда случается, если затронут основной инстинкт - самосохранение, - все казалось естесственным, было уже не до препарирования субкультур.

Скажу, что все эти полуголые пузатые дядьки в простынях а/ля римлянин и так же лихо, одними грудями прикрытые девицы, сразу отошли на второй план, стоило разглядеть привязанных к столбам людей внизу на аренах.

Наше помещение, где располагался банно-санно-полуголый бордель, нависало над двумя большими аренами. Скорее, однако, эта была одна огромная желтая арена, разделенная перемычкой, так что зрители наверху пребывали в безопасности и могли смотреть, либо... не смотреть.

Арена, расположенная слева и густо посыпанная свежими опилками, имела три столба, у которых, крепко стянутые веревками, стояли мужчина и женщина средних лет и парень лет 18. По уныло-испуганным лицам, кое-где разрисованным остаточными синяками, по их обнаженным мослам (были они голые, жалкие и синие от страха), я бы признал в них бомжей. Однако, мне ли не знать, сколь малая грань отделяет человека, так сказать, приличного, от его падшей ипостаси. Малая, очень малая грань...