Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

На следующий день в десять часов они встретились в Центре Средневековья, чудесном здании XVIII века, выплывавшем из тумана подобно огромному кораблю. Отец Яровский и профессор Лодст ожидали их в небольшом, пропахшем воском зале, который когда-то, должно быть, служил ризницей. При виде Сальва и Мореше они учтиво встали. Первый был толстый, краснощекий, жизнерадостный, тогда как у второго рост был около двух метров при пугающей худобе. Контраст между обоими персонажами был таким карикатурным, что наши друзья с трудом удержались от смеха.

— Господа, — произнес, усаживаясь, Сальва, — мы прибыли сюда ради одной небольшой мистификации, которую, я не сомневаюсь, вы поможете раскрыть. Речь идет о манускрипте.

— Можете не сомневаться, — заверил отец Яровский. — О каком манускрипте речь?

— «Жизнеописание Сильвестра».

— Какого Сильвестра? — спросил профессор Лодст. — Папа тысячного года? Жербер?

— Басофон, — уронил Мореше. Профессор Лодст расхохотался:

— Эта идиотская легенда? Вы же знаете, что никому не удалось найти этот манускрипт. Его не существует.

— А вы как думаете, отец Яровский? Служитель культа, показалось, смутился:

— В Риме прошел слух, якобы что-то такое обнаружили…

— У каждого слуха есть имя. Кто его пустил?

— Господи, я и не придал значения…

— Не был ли это Юрий Косюшко, секретарь посла?

— В самом деле… — взволнованно залепетал отец. — Но это мелкий чиновник, коммунист, вы понимаете… Я не очень интересовался этими бреднями…

— О чем говорилось в этих бреднях?

— Разный вздор. Будто в найденном манускрипте содержалось нечто, могущее потрясти основы папства!

— А еще?

— Будто он доказывал, что святой Петр никогда не был в Риме… Глупости, одним словом.

Адриен Сальва встал.

— Господа, почему вы скрываете от нас, что недавно видели профессора Стэндапа?

Оба мужчины притворно удивились — а может быть, и не притворились.

— Но мы ничего не скрываем от вас. Да и чем может заинтересовать вас наша встреча с профессором Стэндапом?

— Мы встретились с ним в Ватикане. Потом он уехал из Рима. Он приехал сюда, в Краков. А здесь вы виделись с ним?

— Полагаю, профессор действительно находится в Кракове, — сказал отец Яровский. — Мне даже кажется, что я заметил его на улице позавчера вечером, но поклясться не могу.

— Ни один из вас не разговаривал с ним после возвращения?

Сальва и Мореше заверили, что в последний раз виделись со Стэндапом в библиотеке Ватикана.

— Сказал ли он вам, что мы обнаружили «Жизнеописание» и что он переводил его нам?

— Нет. Но зато он поинтересовался техническими возможностями наших лабораторий в Кракове, и мы порекомендовали ему обратиться к доктору Грошечу, нашему специалисту по палеографии.

— Это уже кое-что, — оживился Сальва. — Благодарю вас за столь ценную информацию. Где можно найти этого доктора Грошеча?

Они увиделись с доктором спустя несколько часов в его собственном доме. Это был скупой на слова мужчина, сутулый, с маленькими очками на бледном, плохо выбритом лице. Похоже, у него имелся только один поношенный костюм, служивший ему уже много лет, если судить по пожелтевшей рубашке с засаленным воротничком.

— Входите, господа, прошу вас, входите. Слабый голос доктора регулярно прерывался сухим кашлем, сотрясавшим его так, что на бледных щеках проступали красные пятна. Сальва и Мореше прошли темным коридором в слабо освещенный кабинет, заставленный книгами, большая часть которых лежала в пачках прямо на полу; другие были десятками сложены на стульях и столах, составлявших единственную меблировку этой странной библиотеки без стеллажей.

— Ах, господин профессор, и вы, отец Мореше, кха-кха, невозможно высказать мое удовлетворение, кха-кха, но, пожалуйста, не сочтите за труд убрать книги с этих стульев и сесть.

— Доктор Грошеч, — начал Сальва, — не виделись ли вы недавно с нашим другом и коллегой профессором Стэндапом?

— С англичанином? Разумеется. Он желал, кха-кха, связаться с одним из моих друзей, художником… Не знаю уж зачем…

— Не уточните ли вы фамилию этого художника?

— Януш Кашанский. Несравненный специалист в палеографии, кха-кха. Я долгое время работал с ним. В последний раз мы вместе изучали искусство прирейнских миниатюр, кха-кха, манускриптов В 146 и F 307 из нашего университета. Назвав Кашанского художником, кха-кха, я имел в виду его познания в средневековой каллиграфии. Он набил на ней руку.