Фредерик Тристан - Загадка Ватикана

— Возможно ли это? А как же все принятые меры предосторожности, сигнализация, системы наблюдения? — произнес отец Мореше.

Адриен Сальва снисходительно улыбнулся:

— Все эти электронные системы хороши против воровства и годятся на то, чтобы помешать вынести документы. Как бы прагматичны ни были американские инженеры, они не подумали, что у кого-то возникнет идея внести книгу, поскольку все восстановительные работы происходят в лабораториях библиотеки и вынести оттуда что-либо невозможно. Так что кто угодно может внести что угодно. Никого это не заботит.

— Черт возьми! — возмутился Мореше. — Ты прав. Часть подлинника «Жизнеописания» все еще находится в библиотеке, в какой-нибудь папке.

— Вот этого и не поняли те, кто перелопатил комнату Стэндапа в отеле. Они полагали, что профессор спрятал документ у себя. Согласны, монсеньор?

Нунций смутился, лицо его стало пунцовым. Ему пришлось признать:

— Что уж тут скрывать? Когда мы узнали об исчезновении Стэндапа, мы подумали, что он похитил документ. Потому-то и обыскали его комнату. Простите за умолчание; мне было стыдно за то, что я подозревал профессора.

— Ну вот, на душе у вас полегчало. А теперь не откажите в любезности заказать два билета на рейс до Варшавы.

— Два билета?

— Мореше полетит со мной. Помощь его мне ценна. Караколли вышел, сгорая от стыда, а иезуит мягко упрекнул Сальва, попеняв ему, что он вертит им, Мореше, по своему усмотрению.

— Ах, — начал Сальва, впав в лиризм, — что за экстравагантная фикция эта жизнь! Как же не восхищаться всеми этими теологами, метафизиками, этими умозрительными искателями невидимого, создающими стройную систему абстрактного мышления, все дальше отодвигающими границы восприятия непознанного! Насколько мрачной и плоской была бы без них жизнь! Их юмор бесподобен.

— Не хочешь сойти за легковерного? — улыбаясь, заметил иезуит.

— А ты? Какая у тебя вера? Будем честны: мы убеждены только в том, что существует, да и то у нас частенько возникает вопрос: а не сон ли это? В любом случае лет через двадцать мы канем в вечность. Что тогда станет со Вселенной? Для одних она еще останется видимой, но ненадолго. Они же, в свою очередь, тоже исчезнут. То, что мы называем реальностью, есть лишь преходящее отображение, которое мы передаем друг другу телесно или через наши работы. И ничего больше.

— Слишком уж ты умен, но недостаточно чувствителен. Я хочу сказать: недостаточно близок к вещам и людям. Они для тебя — уравнения, требующие решения.

Адриен Сальва от всей души рассмеялся. Только Мореше позволительно было так разговаривать с ним. Еще в лицее они тратили свой досуг на подобные беседы, тогда как другие играли в мяч. Но не лучше ли было и им гонять мячик?

А теперь, усидчивый читатель, мы отправимся из Рима в Польшу. Наши друзья летят туда самолетом, а мы — на быстрых крыльях повествования. Нам надо просто представить себе, что мы уже в Варшаве, тогда как нашим путешественникам предварительно нужно было завернуть в Париж, чтобы получить визу, в которой им, возможно, отказало польское посольство в Риме; после этого они поехали в аэропорт Руасси и через три часа полета приземлились в Варшаве, где длительная таможенная процедура ухудшила и без того скверное настроение Сальва, уже подпорченное бюрократическими проволочками, несварением самолетной пищи и неприятной перспективой поездки в такси до самого Кракова.

Наконец-то, доведенные до изнеможения, они прибыли на место. Их поселили в старинном отеле на берегу Вислы. Это был приходящий в упадок бывший дворец, пахнувший плесенью, но еще сохранивший красивую мебель и обветшавшую стенную обивку XIII века. Сальва отвели номер, в самом центре которого возвышалась кровать с балдахином, напоминающая катафалк. Мореше же был встречен одним из своих собратьев, отцом Кармицем, который работал в Европейском центре по изучению Средневековья, находившемся недалеко от собора. Так что они смогли наспех обговорить цель своего приезда.

— Действительно, двое польских исследователей, работавших в библиотеке Ватикана, вернулись на прошлой неделе, — подтвердил Кармиц. — Люди эти вне подозрений. Один из них — духовное лицо, отец Яровский, другой — мирянин, профессор Лодст. Невозможно представить, что один из этих именитых ученых мог заниматься фальсификацией.

— Я хочу их видеть, — упрямо буркнул Сальва.

Затем он ушел спать, оставив обоих иезуитов строить догадки.