Анатолий Степанов - Парад теней

- С радостью, - он незаметно для остальных ласково сжал ее ладони, но не могу. Через полтора часа у меня встреча с полковником Маховым.

- Тогда идите, - грустно сдалась она. Он поочередно без слов поцеловал ей обе руки и шагнул к двери. Там остановился, развернулся и отвесил элегантный поклон.

- Во дает! - вскричал Смирнов. - Лидка, гордись! Твоя школа!

* * *

Здесь тоже утешали. И утешались. Вне расписания они посетили свою тайную квартиру. Утешались яростно и безоглядно. Теперь отдыхали.

- Галя, - позвал Кирилл. Они не смотрели друг на друга, лежа на спинах, они смотрели в потолок.

- Не надо, Кира. Прошу тебя, не надо, - тихо взмолилась Галина.

- Что - не надо? - плохо скрывая раздражение, спросил он.

- Душу рвать. И себе, и мне.

- Не буду. Но прошу тебя, ответь мне на простой вопрос: что мне делать?

- Ничего, - убежденно сказала Галина Васильевна.

- Ничего? Я ничего не буду делать, а тот, кто вложил в Данины руки пистолет, будет делать все, что захочет?

- Дани нет, Кира. И его не возвратить.

- Он мертв, а мерзавцы будут жить!

- Кобрин тоже мертв, Кира. А он - главный виновник гибели Даниила. Возмездие свершилось. И остановимся на этом. Ненависть сожрет нашу любовь, вот чего я боюсь пуще смерти. В этом мире нас только двое. Я и ты. Ты и я. И никого, и ничего нам не надо.

- Ты и я. Я и ты, - повторил он. - А еще твой муж. А еще моя жена. А еще неизлечимая боль и ни на минуту не отпускающее чувство вины перед мертвым Даней.

- Боль пройдет, и чувство вины притупится. И вообще никакой твоей вины нет.

- Я преступно мало уделял внимания Дане. В этом моя вина.

- Ты - добрый. - Она повернулась на бок и поцеловала его в щеку. Ты - умный. - И поцеловала в нос. - Ты- слабый. - Поцеловала в лоб. - Ты мнительный и закомплексованный. - Она поцеловала его в губы и села на краю кровати. - Выпить хочешь?

- Я напиться хочу.

- Ну, напиться я тебе не дам, - заверила Галина и, накинув махровый халатик, отправилась на кухню. Кирилл слез с кровати и стал одеваться.

- Это что такое? - войдя, гневно удивилась Галина. - Куда это ты собрался?

- Никуда. Просто одеться хотел.

"В трусах и майке хорош будешь", - решила она и поставила принесенный ею поднос на столик у кровати. Галина Васильевна все любила и умела делать красиво: на подносе стояли два запотевших стакана с прозрачным, густоватым напитком, в котором плавали круглые льдинки и две чудесные вишенки. А к краям стаканов соблазнительно были прицеплены кружочки лимона.

Они рядком присели на кровать, и Галина произнесла тост:

- За то, что все прошло...

- Что уже прошло? - перебивая, в недоумении спросил он.

- Все скверное и ужасное в нашей жизни - прошло, - твердо решила она.

- А муж? А жена? - усмехнулся Кирилл.

- Что нам они? - спокойно возразила она и отхлебнула из стакана.

- Почему ты не уйдешь от него?

- А ты от нее?

- Я не могу от нее уйти, потому что она погибнет без меня. Она ничего в этой жизни не умеет, кроме как книжки читать. И она очень больна. А ты все-таки почему?

- Дети, - коротко ответила она.

- Не надо про детей. Ты их и видишь раз в полгода. Их мать - твоя мать, и они уже почувствовали это. Я видел, как они встречали тебя. Как красивую и добрую дальнюю родственницу.

- Им там, в Австрии, хорошо. Во всяком случае, лучше, чем в моем доме. Но я их заберу к себе, обязательно заберу!- убеждала себя Галина.

- Когда разведешься, я полагаю. Но почему ты не разводишься?

- Ты меня не любишь, вот что, - сказала Галина и поставила стакан на поднос.

- Я тебя люблю, - подчеркивая каждое слово, ответил Кирилл.

- Тогда почему ты позволяешь чужому миру влезать в наши отношения? У нас свой единственный мир: ты и я.

- Позволяй миру или не позволяй, он все равно влезет. А у нас с тобой не мир, Галя, а искусственный мирок, созданный как гомункулюс алхимиками.

- Любовь - не алхимия, Кира. Моя любовь к тебе проста, реальна и всеобъемлюща, - страстно заговорила она.- И эгоистична, страшно эгоистична, куда уж денешься. Я хочу, чтобы ты был мой, мой. И пусть тебе это покажется кощунством, Данина смерть, принесшая страшное горе тебе и, смею сказать, мне, в конце концов принесла тебе и мне горький покой и гармонию катарсиса. Тебя перестало рвать на куски твое чувство долга, Кира.

- Это ужасно, что ты говоришь! - Он автоматически выпил стакан до дна, поставил его на поднос и повторил: - Это ужасно!

- Я откровенна с тобой до конца, до дна. И это неопровержимое доказательство моей любви к тебе. Ты боишься остаться без интеллигентных подпорок в виде афишируемой порядочности, подчеркнутой скромности, фальшивой незаинтересованности в успехе, в тонкости чувств, чурающихся пота и крови. Чувства не тонки, не грубы, чувства, если они настоящие чувства, всеохватывающи, и только. В этом "только" весь смысл, Кира. Оно соединяет нас и отъединяет ото всех.