--Пишите.
--Что?
-Баян. {Заявление. (араб.)}
--О чем?
--О том, что вы сказали.
--Кому? На ваше имя? Чин задумался.
--Пишите: "Иля мен юхиммуху аль-амр".{"Тому, кого это касается". (араб.)}
Андрей взял протянутую ручку.
"Иля мен юхимму..."
-Извините, -сказал чин и вышел.
"Мы: работник торгпредства Союза Советских..."
--Что ты пишешь, Эндрю? Мне не хотелось бы подписывать какие-либо бумаги, тем более на арабском.
--Не беспокойся, Эндрю, я понимаю...
Он зачеркнул "мы" и вставил сверху: "Я, нижеподписавшийся..." Действительно, при чем здесь американец? Это его, Замурцева, история, и подписаться под ней должны вместе с ним скорее Муликов и Петруня. И еще добросовестный официант из "Пингвина". И бдительный парткомовец... Подумать только, от каких разных людей зависит наша жизнь, из каких несуразных мелочей она скраивается!..
"...требую от сирийских властей (подумал, добавил: "соответствующих", еще подумал, заменил на "компетентных") разрешения доставить обратно в лагерь для беженцев, расположенный возле поселка Эль-Холь к востоку от Хасаке, курдскую беженку... (как быть с именем? для него она навечно стала Джарус, хотя он и не уверен, что она на самом деле Джарус; что ж, пусть это останется между ними) спасающуюся от военных действий в Ираке. Вышеозначенная беженка... (первое слово показалось ему неприятным - как какое-то клеймо! - он переделал его на "упомянутая" но вышло не лучше) ...имя которой мне точно не известно, находилась со мной с целью розыска ее отца, тоже спасающегося... (нет, не так, конечно!) ...обратилась ко мне с просьбой о помощи разыскать ее отца, покинувшего лагерь накануне... ("накануне"... гм... прямо как у Тургенева). Ввиду того, что из-за поломки автомашины и появления американского летчика (черт, как же тяжело писать эти дурацкие официальные бумаги!), преследуемого иракскими коммандос, проникшими через границу, поиски отца пришлось прекратить, возникла необходимость возвращения упомянутой беженки в лагерь" (уф!).
Он подумал, что Эндрю Манн оказался как будто бы совсем непричастным к содержанию заявления, и что чину это наверняка не понравится, и дописал:
"Упомянутый американский летчик, будучи военнообязанным, а также ввиду того, что не знает арабского языка, в устной форме присоединяется к изложенному выше".
"Присоединившийся" Эндрю с уважительным любопытством смотрел, как Замурцев тщательно рисует арабскую вермишель и расписывается под ней.
--Ты не боишься давать им бумаги?
--Кому - им?
--Сирийцам.
Ах, милый Эндрю, отчего это чужие подчас менее страшны, чем свои? Или у вас совсем не так?
--У тебя, я гляжу, такие же представления о них, как о русских, которые все должны быть с бородами.
--Тебе видней. Может быть, я и ошибаюсь, -сказал тот впервые как-то не по-американски.
Вернулся чин с орлами на плечах и пробежал написанный Андреем "баян".
--Вас отвезут, куда вы просите, -сказал он сухо.- Машина уже ждет. Ваше "Вольво" (это уже исключительно для Андрея) будет у нас. Можете приехать за ней в любое время или прислать представителя посольства.
Замурцев горячо поблагодарил его за помощь и гостеприимство, и сириец немного оттаял, иначе он не был бы сирийцем.
--Не забывайте, что мы вас спасли!
--Ни за что не забудем! Мы всем расскажем об этом.
Андрей и американец вышли вслед за провожатым во двор, где оставалась Джарус и где уже стоял наготове "Лендровер". Порученец стал что-то говорить шоферу быстрым полушепотом - только долетало иногда "Шаиф шлён?.." {Понял? (сирийский диалект)}, а потом предложил занимать места. Взревел мотор, и рука водителя, разумеется, сразу потянулась включить радиоприемник. Андрей неожиданно для себя самого сказал:
-Карлос Сайнс.
-Что? -отозвался Эндрю.
--Ничего. Вспомнил одного... гонщика. Как раз сейчас ралли там... в Монте-Карло.
Не рассказывать же бравому летчику трогательную историю о том, как этот Карлос Сайнс не так давно словно бы мчался вместе с Замурцевым по сирийской пустыне, а Замурцев как бы мчался вместе с ним по никогда не виденным холмам Монте-Карло. И уж вряд ли расскажешь кому бы то ни было, как это было великолепно - гнаться в ночи за чем-то неизъяснимым, абсолютно несуществующим, но обязанным существовать... Замурцеву хотелось узнать, как всё же закончились гонки: догнал ли Франсуа Делекур Карлоса, но радио было прочно настроено на бесконечные бедуинские романсы:
"Бейн ар-Ракка уад-Дейр эз-Зор,
йа уюни,
мар'ат сияра сауда..."
"Между Раккой и Дейр эз-Зором, дорогие мои, едет черная машина, -пела Самира Тауфик.- Это твоя машина, любимый..."
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу