Екатерина Лесина: Разбитое сердце королевы Марго

Этот был помоложе, но выглядел уставшим.

– Василий Васильевич, военный в отставке, сейчас владеет двумя супермаркетами… купил небольшой пельменный цех. Очень состоятельный дядечка. Есть свой дом в два этажа… правда, возраст… ему шестой десяток пошел и папа точно не одобрит, хотя и сам был старше мамы… главное, что у него сынок имеется от первого брака, взрослый, но…

Она переложила пилочку в левую руку.

– …с папочкой он отношений не поддерживает. Вроде как разругались вусмерть… только на наследство все одно виды имеет.

– С чего ты взяла?

Саломея держала в руках последнюю папку.

– С того, что дураком был бы, если бы не имел. А это… так, внагрузку дали… Илья Далматов… ни дела, ни перспектив, ни денег… небось ищет состоятельную дурочку, чтобы прицепиться, только рожи тоже нет.

На снимке Далматов выглядел еще более блеклым, нежели обычно.

И стрижка эта ему не идет.

И очки в круглой оправе, за которыми лица не разглядеть. Рубашка синенькая, школьная какая-то… свитерок дешевый, даже на снимке видно, что заношенный.

– Саломея, – Варвара отложила пилочку, – ну вот реально не вариант. Я с ним и встречусь только потому, что по условиям должна встречаться со всеми кандидатами, которых они мне предлагают. А так вообще это…

Она сморщила носик.

– Возьми лучше Олега… симпатичный мужик. Приодеть, причесать, а с деньгами, как я вижу, у тебя проблем нет. Поможешь бизнес развернуть…

И вновь пилочкой по ногтю мазнула.

– Да нет… спасибо… – задумчиво произнесла Саломея.

Значит, ни состояния, ни перспектив… и нехорошо лезть в чужое дело, но с другой стороны, если Далматов в этом самом агентстве объявился, значит, с агентством не все ладно.

А Варвара с ними контракт подписала.

Саломея же за нее ответственность несет… как старшая сестра…

– Ты не возражаешь, если с ним встречусь я? Только встречу ты назначь, ладно?

Варвара лишь плечами пожала…

Встрече Далматов не обрадовался. И встал, чтобы уйти…

– Сиди. – Саломея бросила сумку на стульчик. – Что, трудные времена в жизни настали?

Он неловко пригладил взъерошенные волосы.

Бледный.

– Выследила?

– Больно надо… – солгала она, хотя как солгала, она ведь и вправду не следила.

Дом вот навещала, изредка.

Звонила.

Порядка ради.

– Совпадение… моя сестра…

– Не знал, что у тебя сестра имеется. – Он снял дурацкие очки и глаза потер.

– И я не знала. Поговорим?

Далматов вздохнул. И вот откуда такое ощущение, что она человека преследует?

– Нет, если не хочешь, то я уйду и…

– Сиди. Заказывать ничего не рекомендую, если, конечно, ты не испытываешь любви к пережаренным пирожкам и теплому чаю.

– Не испытываю, – согласилась Саломея. Но заказ сделала. Для порядка. Да и толстая официантка глядела на них с нескрываемым раздражением.

Кафе было… бедным? Оно располагалось на первом этаже многоквартирного дома. Грязные витрины с полустертыми буквами. Линолеум на полу. Пластиковые столики. Пластиковые стулья. Пластиковые вазочки с пластиковыми же цветами. Запах горелого жира.

Пятна на скатертях.

Три гвоздички на столе.

– Цветы я заберу? – Саломея протянула было руку, но Далматов букет убрал.

– Я тебе другие куплю.

– А эти…

– Эти для разговора. Не стоит их нюхать. – Он решительно смахнул цветы на пол. – У девушек есть очаровательная привычка цветы нюхать, вне зависимости от того, насколько они жалкие…

– Опять твои штучки.

Почему-то раздражения это не вызвало, скорее уж облегчение: ничто в жизни не меняется. И Далматов вон прежним остался, несмотря на чудной наряд.

– Для Варвары готовил? Ей ведь не случайно твой профиль подсунули?

– Как вы познакомились?

– Я первой спросила!

Принесли чай в бумажных стаканчиках. И вправду теплый со странным химическим запахом. Далматов свой лишь понюхал.

– Рассказывай, – велел он. – Она ведь недавно на тебя вышла…

– Неделя уже…

Неделя. И странно даже, что когда-то Варвары не было. Она обжилась и прижилась, и старая квартира приняла ее.

– Появилась… просто явилась… сказала, что сестра, двоюродная… попросилась пожить.

– И ты пустила.

Прозвучало почти обвинением.

– Не следовало?

Фыркнул. И выражение лица явилось знакомое, надменно-снисходительное, которое с нынешним жалким нарядом Далматова вязалось плохо.

– Гнать надобно таких родственников…

– Вот когда у тебя объявятся, тогда и погонишь.

Скривился.