Екатерина Лесина: Разбитое сердце королевы Марго

– Можно, я у тебя поживу немного?

И Саломея кивнула: собственно говоря, почему бы и нет?

Снова зима.

Зимой холодно и тоскливо, особенно этой. Огонь в камине и тот не спасает. Он глядится нарисованным, и тянет сунуть в пламя руки, проверить, настоящее ли оно.

Безумие.

А все потому, что Далматов, скотина этакая, исчез.

Нет, Саломее, если разобраться, дела до него нет и быть не может, так, приятель или даже знакомый… чуть больше, чем приятель и знакомый. Оттого и обидно, что исчез!

И не пишет.

И не звонит.

И дом его, огромный мрачный, пустует. Она навещает этот дом раз в месяц, не потому, что надеется на возвращение хозяина, но и дома испытывают одиночество. Саломею знают.

Впускают.

Позволяют ходить по комнатам, и лишь маячит за спиной безмолвная тень охранника. Ему не понятно, что ей нужно в доме. Саломея и сама не понимает, но…

Она оставляет цветы.

Дому.

А получается, словно на могиле, и глупость такая же, как нарисованный огонь. Сегодня Саломея камин и вовсе не разжигала.

– Ты квелая какая-то. – Варвара разрешению обрадовалась и, ухватив саквояж обеими руками, не без труда подняла. – Заболела? Ничего. У меня варенье есть малиновое… мама моя сказала, что ты, быть может, не обрадуешься… что мы вроде как родня, а вроде и нет… а я подумала, какого черта? Тут свой человек есть, а я буду по чужим людям дома искать… нет, если мешаю…

Ее голос заполнил прихожую.

И стало легче.

Саломея словно очнулась.

Сестра.

Двоюродная? У нее нет двоюродных сестер, как и братьев. И наверное, эта девушка появилась не просто так… время выбрала зимнее, когда Саломея беспомощна почти.

И надо бы выставить ее прочь, но Саломея молчит. Разглядывает.

Рыжая какая… рыжие волосы кучеряшками, и рыжина их яркая, морковная. Рыжие веснушки на носу, на щеках и на руках.

Красный берет с петелькой на макушке и зеленое пальтецо.

Штаны желтые, узкие.

– Уф… мамка сказала, что если вдруг и погонишь, то варенье чтоб отдала. Я ей говорила, что может, ты варенье и не ешь вовсе…

– Ем.

– Хорошо… а еще тут капуста квашеная с клюквой. И грибы сухие… и вообще, ты думаешь, наверное, что я дура полная…

– Не знаю, – честно призналась Саломея.

Варвара стянула берет и пальтецо сняла.

Была она… тщедушной. Невысокой, худенькой до того, что походила на подростка. И трикотажный тонкий свитерок обтягивал хрупкое ее тельце.

– Уф… умаялась я в поезде. – Она отбросила копну рыжих волос. – Ты мне не веришь, да? Я фотки привезла… и вообще, поговорим, да?

– Поговорим.

– А чаем напоишь?

И Саломея против воли улыбнулась, впервые, пожалуй, за очень долгое время.

– Напою.

Чай пили на кухне. Варвара, быстро освоившись, сама поставила чайник и заварочный, о существовании которого Саломея забыла напрочь, достала, отмыла, обварила кипятком. Она вытащила из саквояжа полотняный мешок, из которого один за другим появлялись конверты из плотной бумаги.

– Тут чабрец… и еще ромашка. Но ее добавлять надобно на кончике ножа, иначе перебьет весь дух…

Саломее она велела сесть и не мешаться.

Саломея не мешалась. Наблюдала.

Сестра?

А ведь похожи… обе рыжие и яркие… и в чертах лица есть что-то этакое…

– Еще немного мяты… я мяту больше душицы люблю, а мама вот наоборот… погоди, сейчас.

Она вновь полезла в саквояж и вытащила на сей раз старенький пластиковый альбом.

– Вот… тут посмотри.

Папа. Она не видела его таким молодым, но сразу узнала. Как не узнать? Стоит, хмурится, смотрит серьезно… и за руку держит девочку в школьной форме.

– Это твой папа… то есть мне он дядькой, а тебе отцом и мама моя…

Сходство между девушкой и Варварой несомненно.

И еще одна фотография, мужчина и женщина, оба хмурые какие-то, серые и недовольные.

– Это дед с бабкой… мама сказала, что ты их не знаешь… не знала… оно и к лучшему. – Варвара зябко повела плечами. – Корень имбиря…

– Что?

– Если простыла – первейшее дело, чай с имбирем и медом. Очень помогает. Так что я брошу немного к травкам, хотя у него вкус специфический…

Девочка-девушка уже в белом платье держится за руку массивного мужчины, вдвое ее старше.

– А это мой отец…

И сама Варвара, ребенком, сидит на высоком стульчике, смотрит прямо. Наряженная в кружевное платьице, она похожа на куклу.

– Там еще свидетельство о браке есть и мое о рождении. Твой отец взял фамилию жены, а до того был Потаповым.

Этого Саломея не знала. Отец был… отец просто был, как была мама и бабушка, которая курила трубку и рассказывала истории об особенных вещах. Был дом и голуби на крыше.