Т. Кристин - Дом тихой смерти [Кристин Т. В. Дом тихой смерти; Рой Я. Черный конь убивает по ночам; Эдигей Е. Отель «Минерва-палас»]

— Вы прекрасно танцуете, — сказал тот. — Позавидовать можно!

— Выпьем! — предложил Бакс. — Выпьем на прощание!

— Прощание? — удивился Милевский. — Какое прощание? Ведь утром после завтрака нам с вами предстоит интересный разговор.

— После завтрака? — повторил детектив таким тоном, что журналист побледнел и бросил настороженный взгляд на собеседника. — Как вы это себе представляете? Ведь завтракать вы собираетесь на пароме, отплывающем в Швецию!

Журналист вскочил, как будто собираясь бежать, но тут же сел, схватил свою рюмку и одним духом выпил ее содержимое. Разговоры в гостиной прекратились, взоры всех обратились к ним.

— Я вас не понимаю, — пробормотал журналист. — Что вы имеете в виду?

— Ваш выезд в Швецию. Вы купили билет, точнее, билеты на завтра, точнее, на сегодня, на семь утра. Как в этой ситуации вы представляете себе нашу беседу после завтрака?

Милевский со злостью взглянул на студентку, потом повернулся к Баксу. В его взгляде пылала ненависть.

— А что, собственно, вы имеете против этого? Почему мне нельзя уехать, куда я хочу?

— Вам никуда нельзя уезжать, ни в Швецию, ни в какое другое место, — твердо сказал детектив. Краем глаза, он видел, как Боровский сунул руку в карман. Бедная Божена, как она испугана! Скандинавы вытягивали шеи, стараясь что-то понять (разговор шел по-польски), догадываясь, что происходит нечто очень важное. Журналист с наигранной беспомощностью огляделся вокруг, как бы ища человека, который мог бы объяснить этому долговязому нахалу с копной соломенных волос на голове и съехавшими на кончик носа очками всю неуместность его шуток в этом месте и в этом обществе. Ответом ему было молчание. А детектив продолжал:

— Вы арестованы, Милевский. Вот мое удостоверение. Арестованы по обвинению в том, что стреляли в меня.

— Я? Стрелял? Вы утверждаете, что я в вас стрелял?

— Да, стреляли! Вы обвиняетесь в попытке убийства. Пока это единственное обвинение. И поскольку я вам не доверяю, руки! Ваши руки, Милевский! — Детектив вытащил наручники, которыми его снабдил поручик Вятер.

При виде наручников журналист пришел в ярость.

— Жалею, что промахнулся! — злобно крикнул он и, схватив со стола бутылку, запустил ее в детектива. Тот успел увернуться, и бутылка ударилась в стену. Громкий звон разбитого стекла прервал гнетущую тишину.

Милевский кинулся было к дверям, но путь ему преградил хозяин пансионата с револьвером в руке.

— Стой, не то стреляю! — крикнул он ужасным голосом.

Милевский остановился, опустил голову. Оглянувшись на других и не найдя поддержки, он протянул детективу руки. Звякнули наручники.

— Что ж, я признаюсь в том, что стрелял в вас, — повторил он. — И это все. Больше вы ни в чем не можете меня обвинить.

— Знаем мы таких! — погрозил ему пистолетом владелец «Альбатроса». Он уже целиком вошел в свою роль и напрочь забыл о том, что еще совсем недавно не обращался к Милевскому иначе, как «уважаемый пан редактор». — Хорош гусь! Из-за вас теперь реноме моего пансионата…

— Спокойно, — урезонил Боровского детектив и, отобрав у него пистолет, сунул в карман. — Слишком вы нервничаете, пан редактор, надо уметь проигрывать.

— Рожновскую убил не я! — крикнул Милевский. — Это он! — И он указал на «норвежца».

— Скотина! — взорвался тот. — Врешь, собака!

— Прямо зоопарк какой-то! — пробормотал детектив и громким голосом обратился к собравшимся на безупречном немецком языке.

— Еще раз прошу всех сохранять спокойствие. И предупреждаю, без глупостей! Дом окружен милицией.

Он подошел к окну и бросил в темноту:

— Входи, Павел, начнем!

— Иду! — отозвался я. Уже больше часа ждал я его приглашения и, признаться, у меня порядком затекли ноги. К тому же ночи на Балтике даже летом бывают прохладные. Продрог и мой коллега поручик Вятер. Это он позвонил мне вечером и сообщил, что «пан Бакс просил прибыть и оказать поддержку, у него для вас интересные новости». Именно так Бакс изволил выразиться: оказать поддержку. А когда поручик добавил, что по просьбе детектива передал ему пистолет, правда, незаряженный, я понял, что медлить нельзя, и, взяв машину, помчался в Свиноустье. Все это совсем не походило на моего друга. Он никогда не просил «поддержки», избегал акций, связанных с применением оружия, более того, испытывал чуть ли не органическое отвращение ко всем стреляющим предметам, а тут… Видимо, шахматист-убийца был исключительно опасным преступником, мой друг знал, что делает. В соответствии с инструкциями детектива мы, укрывшись в засаде перед виллой, ждали условного сигнала. И вот, наконец, этот сигнал прозвучал!