Юрий Доманский: "Тексты смерти" русского рока

Смерть продолжает жизнь. Смерть антонимична жизни. Оба эти тезиса, на первый взгляд противоречащие друг другу, неразрывно воплотились в идее жизнетворчества, эстетизации судьбы, которая уже в XVIII в. в русской культуре была «связана с пониманием жизни и смерти как взаимноструктурирующих и взаимно-изображающих принципов бытия <���…> Кардинально смыслоразличаясь в общежизненной материи, жизнь и смерть взаимно изображают друг друга». [1] Исупов К.Г. Русская философия смерти (XVIII–XX вв.) // Смерть как феномен культуры. Сыктывкар, 1994. С. 34–35.

Очевидно, что эстетизация судьбы непосредственно соотносится с автобиографическим мифом, под которым мы, вслед за Д.М. Магомедовой, понимаем « исходную сюжетную модель, получившую в сознании автора онтологический статус, рассматриваемую им как схема собственной судьбы и постоянно соотносимую со всеми событиями его жизни, а также получающую многообразные трансформации в его художественном творчестве ». [2] Магомедова Д.М. Автобиографический миф в творчестве Александра Блока. Дисс. в виде научного доклада … докт. филол. наук. М., 1998. С.7. В русской культуре широкое распространение получила идея о том, что жизнь можно моделировать по законам художественного произведения, и уже для Пушкина «создание биографии было постоянным предметом столь же целенаправленных усилий, как и художественное творчество». [3] Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (к типологическому соотнесению текста и личности автора) // Лотман Ю.М. Избранные статьи: в трех томах. Т.1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн, 1992. С.371. После Пушкина сложилось «представление о том, что в литературе самое главное — не литература, и что биография писателя в некоторых отношениях важнее, чем его творчество». [4] Там же. С.374. Сама же биография писателя «складывается в борьбе послужного списка и анекдота». [5] Там же. С.373. От себя добавим: не столько в борьбе, сколько во взаимном со/противопоставлении. Идея биографического мифа как доминанты и творчества, и жизни формируется в русской культуре, начиная с Пушкина.

Так, уже в 1837 году писатель В. Печерин, создавший мистерию «Торжество смерти», «знал только один способ личного противостояния мировому Хаосу: эстетизация жизни, организованной как “роман”». [6] Исупов К.Г. Указ. соч. С.36. Писатели, как заметил Б.В. Томашевский в 1923 году, создавали «себе искусственную биографию-легенду с намеренным подбором реальных и вымышленных событий», [7] Томашевский Б. Литература и биография // Книга и революция. 1923. № 4 (28). С. 6–7. а эти «биографические легенды являлись литературным осмыслением жизни поэта, необходимым как ощутимый фон литературного произведения <���…> своим созданиям поэт предпосылал не реальную <���…> биографию, а свою идеальную биографическую легенду». [8] Там же. С.8. Разумеется, мы далеки от мысли о том, что «нужная историку литературы биография — <���…> та творимая автором легенда его жизни, которая единственно и является литературным фактом». [9] Там же. С.9. Однако в данной работе нас интересует не столько реальная биография, сколько биографический миф.

Миф этот, как следует из определения Д.М. Магомедовой, творится в первую очередь самим художником, который строит свою судьбу и по возможности мифологизирует ее. Причем, мифологизироваться может и жизненный финал, т. е. смерть. Однако как и «текст жизни», «текст смерти» создается не только и не столько самим художником, сколько его (в самом широком смысле) биографами. Ведь «на место значимых для автора моментов и форм самопонимания биограф <���…> готов подставить собственные, принятые в его культуре и чаще всего — вполне трафаретные, анонимные, освоенные им в процессе обучения и через жизненный опыт <���…> нормы интерпретации». [10] Дубин Б.В. Биография, репутация, анкета (о формах интеграции опыта в письменной культуре) // Биографический альманах. 6. М., СПб., 1995. С.28. Под биографом в данном случае может пониматься и аудитория художника. Хотя «модель биографии нового времени <���…> задает автобиография», [11] Там же. С.29. именно аудитория выступает в роли соавтора биографического мифа, своеобразно интерпретируя и собственно творчество, и высказывания художника, и сведения о его жизненном пути. Таким образом, биографический миф оказывается безусловно шире мифа автобиографического, ибо творится в соавторстве, являет собой акт сотворчества художника и читательской аудитории. И не случайно в целом ряде работ «предметом исследования становится биографическая легенда, создаваемая самим автором (и в какой-то мере его читателями)». [12] Магомедова Д.М. Указ. соч. С.3.