Юрий Доманский: "Тексты смерти" русского рока

В истории культуры известны по меньшей мере два географически-исторических отрезка, когда «тексты жизни» (и, соответственно, «тексты смерти») особенно актуализировались — это европейский (в том числе — русский) романтизм и Серебряный век русской культуры. По поводу романтического типа поведения Ю.М. Лотман пишет, что в романтизме человек реализует «трудную и необычную, “страшную” для других и требующую от него величайших усилий» [14] Лотман Ю.М. Указ. соч. С.366. норму поведения. Романтики стремились «все поступки рассматривать как знаковые», [15] Лотман Ю.М. Декабрист в повседневной жизни // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С.168. а «сама действительность спешила подражать литературе». [16] Там же. С.174. В романтизме «канон биографии лирического поэта» [17] Томашевский Б. Указ. соч. С.7. дал Байрон. Эстетизировали романтики и смерть — не только в творчестве, но и в жизни: достаточно вспомнить реакции «аудитории» на уход Клейста или Байрона — «уже во времена Байрона стало ясно, что искусством могут быть не только картины, книги, ноты, но и стиль жизни. Тем более — смерти». [18] Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М., 1999. С.428.

Эстетезировалась смерть и в русской культуре Серебряного века, что было связано с общей установкой на мифологизацию биографии. Смерть обрела здесь совершенно особое значение: «Начальные десятилетия нашего века вручили философам в качестве ближайшего объекта новый тип человека, жить не желающего и изверившегося в жизненных ценностях <���…> Мифология мирового Зла, Танатоса и эстетические программы суицида заняли в быте и творчестве символистов центральное место». [19] Исупов К.Г. Указ. соч. С.39. Более всех преуспел здесь А.М. Добролюбов, который русскими символистами «был “канонизирован” <���…> как своеобразный символистский святой». [20] Иванова Е.В. Добролюбов Александр Михайлович // Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. Т.2. М., 1992. С.134. Добролюбов «проповедовал красоту смерти <���…> Воспринятая из декадентства, идея самоосвобождения личности от “силы условий мирских” привела Д. к осознанию того, что последним доказательством полноты своеволия будет самоубийство <���…> Возможно, сам Д. совершил акт лит. самоуничтожения, став, по собств. словам, “рыцарем странствующего ордена”». [21] Там же. Но идея мифологизации биографии отнюдь не завершилась с «самоуничтожением» Добролюбова и закатом Серебряного века. Более того, применительно к современной культурной ситуации имеет смысл говорить о «третьей главе» эстетизации жизни в русской культуре.

Наблюдения над нынешним состоянием культуры через призму биографического мифа позволили обратить внимание на рок-культуру, ведь «воплощение идеала есть для рок-героя, как и для классического романтика, высокое служение идеалу <���…>, то есть жизнетворчество », [22] Милюгина Е.Г. Феномен рок-поэзии и романтический тип мышления // Русская рок-поэзия: текст и контекст 2. Тверь, 1999. С.59. Курсив в цитате принадлежит Е.Г. Милюгиной. а «отождествление жизни с текстом <���…> рождает в рок-поэзии, как и в других изводах романтизма, новую концепцию бытия — искусство жить, жизнетворчество». [23] Там же. С.60. Курсив в цитате принадлежит Е.Г. Милюгиной. Можно и нужно спорить с тем, что рок-поэзия «извод романтизма», но идея об отождествлении жизни и текста в культуре русского рока видится нам вполне логичной и справедливой, ведь нигде так ярко, как в рок-культуре, «не проявляются жизнестроительство, напрямую зависящее от сценического облика, имиджмейкерство и ориентация на разного рода шоу-эффекты». [24] Скворцов А.Э. Лирический герой поэзии Бориса Гребенщикова и Михаила Науменко // Русская рок-поэзия: текст и контекст 2. Тверь, 1999. С.159. Тем более, что рок-культура является «”третьей реальностью”. И подобно тому, как нельзя судить об искусстве с позиций простого жизнеподобия, нельзя судить и об этой сфере культуры с позиций эстетики» [25] Николаев А.И. Особенности поэтической системы А. Башлачева // Творчество писателя и литературный процесс. Слово в художественной литературе. Иваново, 1993. С.122. (скажем так: «только эстетики»).