— Я должен забрать твое удостоверение, Фин.
Он обернулся на голос. Старший инспектор Блэк чем-то напоминал грифа — казался таким же голодным и настороженным. Фин кивнул и протянул ему документ.
— Мне жаль, что ты уходишь, — сказал Блэк. Только на самом деле ему не было жаль. Он никогда не сомневался в способностях Фина — только в его мотивации. И сейчас Фин был готов признать его правоту. Они оба знали, что он хороший полицейский. Но потребовалось много времени и смерть Робби, чтобы он осознал: эта работа не для него.
— Мне сказали, ты запросил дело водителя, который сбил твоего сына, — Блэк помолчал в ожидании реакции. — Его надо вернуть.
— Конечно, — Фин вытащил папку из портфеля и бросил на стол. — Вряд ли его еще кто-нибудь откроет.
— Возможно, — кивнул Блэк. — Тебе тоже пора его закрыть. Оно сожрет тебя изнутри и не даст жить нормально. Отпусти его, сынок.
— Не могу, — Фин смотрел мимо старшего инспектора. Он взял коробку со своими вещами и вышел.
Выйдя из здания полиции, он обошел его, поднял крышку большого зеленого мусорного бака и высыпал туда содержимое коробки. Потом смял саму коробку и запихнул ее туда же. Все это было ему больше не нужно. Фин постоял, глядя вверх на окно своего кабинета. Оттуда он все эти годы любовался тенистыми склонами Солсбери Крэгс [5] Солсбери Крэгс ( Salisbury Crags, англ, гэльск. дословно «скалы Солсбери») — часть Холируд Парка, одного из живописнейших мест Эдинбурга.
в солнце, дождь и снег.
Он постоял еще немного, вышел на Сент-Леонардс-стрит и поймал такси.
Фин вышел из машины на круто уходящей вниз, мощеной булыжником Королевской Миле, [6] Королевская Миля (The Royal Mile, англ.) — череда улиц в центре Эдинбурга, одна из главных его достопримечательностей. Ее протяженность составляет одну шотландскую милю, около 1,8 км.
у Собора Святого Эгидия. На Парламентской площади его ждала Мона. Она еще не рассталась с серой зимней одеждой и терялась на фоне классической архитектуры «северных Афин» — зданий из песчаника, почерневших от дыма и времени. Видимо, одежда отражала настроение женщины. Впрочем, подавленностью дело не ограничивалось. Мона была явно взволнована.
— Ты опоздал.
— Прости.
Фин взял Мону под руку, и они поспешили через пустую площадь, к аркам между высокими колоннами. Фин подумал, что его опоздание могло иметь психологическое объяснение. Он не хотел отпускать прошлое — и не хотел один смотреть в лицо будущему. Он боялся неизвестности, жалел об отказе от удобных для него отношений.
Муж и жена поднялись по ступеням здания, где когда-то размещался Парламент Шотландии. Триста лет назад землевладельцы и торговцы, заседавшие здесь, продали народ, интересы которого представляли, англичанам. В итоге образовался союз, которого никто из шотландцев не хотел. Вот и союз Фина и Моны был дружбой без любви и создавался только ради удобства. У истоков его стоял случайный секс, а вместе супругов держала только любовь к сыну. Теперь, когда Робби нет, все закончится здесь, в здании Сессионного суда [7] Сессионный суд (Court of Session, англ.) — верховный гражданский суд Шотландии.
— они покинут его уже разведенными. Всего один листок бумаги закроет главу их жизни, которую они вместе писали шестнадцать лет. Фин взглянул Моне в лицо — в нем было столько боли, что он начал заново винить себя во всех ошибках своей жизни.
Понадобилось всего несколько минут, чтобы отправить годы совместной жизни на свалку истории. Все — и горе, и радость, и ссоры, и слезы, и смех. Когда Фин и Мона вышли на улицу, брусчатку заливало яркое солнце. На Королевской Миле шумели машины. Жизни других людей продолжались, а их жизни словно поставили на паузу. Вокруг все двигалось быстро, как в фильме с ускоренной съемкой. Шестнадцать лет — и вот они опять чужие и не знают, что сказать друг другу, кроме «прощай». И боятся сказать это вслух, несмотря на бумаги, которые держат в руках. Они попрощаются, а что потом?.. Фин открыл кожаный портфель, чтобы положить туда бумаги, и ксерокопии из бежевой папки выпали и разлетелись вокруг. Он быстро наклонился собрать их, и Мона присела рядом, чтобы ему помочь.
Она подняла несколько листов и медленно повернулась к Фину. Конечно, она сразу поняла, что это — ведь там были и ее показания. Несколько сотен слов об отнятой жизни и разрушенном браке. Набросок, сделанный полицейским художником с ее слов. Мона ничего не сказала об одержимости Фина. Собрала бумаги, подала ему и смотрела, как он засовывает их в сумку.
Читать дальше