Опер угрюмо насупился, но посчитал за лучшее промолчать, а юрист продолжил:
— Профессор Лепихин, между прочим, судмедэксперт, лично проводивший медицинское освидетельствование, — в словах адвоката сквозил неприкрытый сарказм, — подтвердит, что еще вчера мой клиент был в добром здравии, а сегодня на него просто больно смотреть. Вынужден поставить вас в известность, что буду рекомендовать господину Жбановичу подать на вас в суд за нанесение тяжких телесных повреждений. Между прочим, — оживился адвокат, — а где жертва похищения? Или, может быть, у вас есть письменное заявление по факту случившегося?..
У опера уже было недвусмысленное предупреждение от начальства, когда он при аналогичных обстоятельствах здорово подпортил вывеску одному бизнесмену. И надо же было так случиться, что у того оказались друзья в министерском аппарате. Седой крепыш понимал: стоит Жбану подать на него в суд, и пенсию он будет зарабатывать дворником или попросится к тому же Жбану охранять его персональную… туалетную бумагу — большего ему не доверят. Да и потерпевший как сквозь землю провалился.
Нужно было договориться по-хорошему, и опер примирительно заговорил:
— Давайте сделаем так. — Ему, старому сыщику, было до чертиков противно идти на попятную перед этим раскормленным боровом, но за плечами была семья и двадцать лет относительно честной службы. — Я закрываю дело ввиду отсутствия состава преступления, а вы мне пишете бумагу, что не имеете претензий.
— Никакой бумаги писать я не буду, — веско процедил Жбан, — а отпустить вы меня и так отпустите, терпилы-то нет.
Федор Петрович засмеялся своим глубоким, грудным смехом, при этом его жирное тело затряслось, как испытываемый на вибростенде кисель.
Отсмеявшись, задержанный продолжил:
— Но если я буду свободен, то можешь не волноваться — заявы не будет.
Поморщившись, как от зубной боли, опер внутренне вскипел, но дать волю собственным чувствам не решился.
Таким образом, спустя четыре часа после шумно проведенной операции по освобождению «заложника», старший группы захвата был вынужден подписать бумаги, дающие свободу не только Жбановичу, но и всем его «быкам».
Еще через час вся теплая компашка собралась в квартире пахана.
Толстяк был вне себя от ярости, и его охранники боялись сказать лишнее слово. Они знали, что в гневе их хозяин бывает груб.
Упав на диван в гостиной, Жбан угрожающе процедил:
— Ну, суки паскудные, они у меня кровью срать будут!
— Для этого их нужно сперва найти, — осторожно предположил квадратный Леха, моментом догадавшийся, что речь идет о трех приятелях.
И тут взгляд хозяина квартиры упал на валяющуюся на полу пустую раму, из которой Иваныч вырезал полотно.
— Картина! — не своим голосом вскричал Федя, неожиданно проворно для столь внушительной комплекции вскакивая на ноги. — Где картина?!
Посмотрев на опустевшее кресло, Леха лишь присвистнул от удивления, но благоразумно промолчал.
А Жбан продолжал бушевать:
— Эти пидарасы прихлопнули моих лучших людей, засадили меня в каталажку да еще и картину спиз… — не договорив, он устало рухнул на диван.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Едва слышный скрип отворяемой двери прозвучал как удар церковного колокола. На пороге стоял молодой охранник — тот, который впустил в квартиру Чижова.
— Чего тебе надо?! — рявкнул пахан.
Парень замялся, не зная, как поступить: немедленно удалиться, чтобы не наживать себе неприятностей, или все же сказать то, зачем, собственно, он пришел. Победило последнее, и он тихо заговорил:
— Слышь, Федя, мы с пацанами рассматривали картину, и я заметил там надпись…
— Какую, на хер, надпись, — взбесился Жбанович, — чего ты мне втираешь?
Лицо охранника покрылось пунцовыми пятнами, но он пересилил свой страх и закончил:
— Там было написано что-то насчет Успенского…
— Ну и что? — Пахан не понимал, к чему клонит собеседник, но кричать перестал.
И тут вмешался Леха:
— А ведь это идея, Федя. Мы не знали, где находится эта церковь с дубом. Они этого тоже не знали. — Он на миг задумался, а затем продолжил: — По крайней мере, в рукописи об этом ничего не было, если верить Пашке Аникееву. Значит, есть маза перехватить их там.
Несколько секунд Жбан не мог произнести ни слова, а затем, встрепенувшись, приказал:
— Срочно вызывай человек десять и догоняй нас. Поехали, — последнее слово относилось к столпившимся в коридоре охранникам.
Читать дальше