Юрий Комарницкий: Возвращение на Подолье

— Ну, мужики, поехали, — бросил клич маленький “Жемчуг”, и остервенело принялся долбить ломом породу.

Сделать подрывку рельсового звена дело совсем не простое. Особенно, если шпалы покоятся на твердой породе.

Несмотря на то, что вентиляция работает во всю уже через двадцать минут, все в бригаде раздеваются до трусов. Когда Франц проходил технический минимум, инструктор показывал разнообразную горную технику. На небольших площадках уголь отгружали маленькие экскаваторы. В забоях звенели горнопроходческие комбайны. Казалось, тяжелый физический труд здесь не имел места. На самом деле… Они работали, как рабы фараона — черные, блестящие в желтом свете шахтерских “головок” [13] фонарь на каске . Тело Франца налилось свинцом, болела поясница. Несмотря на рукавицы, под тканью на ладонях образовались волдыри.

— Ну и что, мужики, вы так каждый день работаете? — спросил он у сорокалетнего мордвина Василия Тутарева. — За такую работу тысячи нужно платить.

— Какие тысячи!.. После такой работы жить будешь, но спать с бабой не захочешь.

Десятник Горовой приходил каждые пятнадцать минут. С палкой, словно жандарм, он то и дело давал наставления. Был он из породы тех людей, о которых говорят: “Такой в гроб загонит”.

В первый рабочий день Франц увидел, что шахтерам живется совсем не так, как он привык лицезреть с экрана телевизора и узнавать с газет.

Вечером в общежитии он спустился в “красный уголок” посмотреть телевизор. Сказывалась физическая усталость. Тело разламывалось, растертые руки горели огнем. Кое-как он посетил столовую и лег спать.

Потянулись однообразные дни, заполненные изнурительным трудом. Все, что окружало Франца, уже не казалось ему столь экзотическим. Поэтическое воображение, вначале воспринимающее огромные терриконы [14] Террикон или терриконик — отвал, искусственная насыпь из пустых пород, извлеченных при подземной разработке месторождений угля и других полезных ископаемых. , как пирамиды, а восточные лица, как нечто пришедшее с полотен Гогена, благодаря тяжелому труду притупилось.

Возвращаться домой он не хотел. Преследование живой мысли на Украине достигло таких размеров, что вернуться для Франца означало одно — предать самого себя. “Лучше вкалывать на этой адской шахте, честно зарабатывая на хлеб, чем выслушивать пошлое сказание взахлеб: “Страна вас кормит, учит, а вы!..”

От родителей из Жмеринки приходило множество писем. Сначала мать, а затем и отец заклинали Франца вернуться. Потрясенная мать никак не могла взять в толк, что ее сын потерял там, в далеких землях. Перед отъездом, когда Франц показал железнодорожный билет и поведал куда он едет, мать воскликнула: “Господи! Когда я училась в школе, туда сослали отца моей подруги. Это так далеко и так страшно!” На поверку оказалось куда страшней жить в центральных регионах страны. В Казахстане дышать было легче. Легче от обилия степных ветров и по причине обдуманной скидки на отсталость народов окраины. Меньше лезли в душу, платили больше, а если человек оступался, попадал за решетку, долго не мучили — в краткие сроки отправляли на безымянные лагерные погосты.

Когда Франц немного втянулся в работу, его здоровый от природы организм затребовал свое. Вечером со своим новым товарищем Валерием Вейсгеймом, токарем завода отопительного оборудования, они выпивали по стакану портвейна и, как большинство молодежи, бесцельно бродили по улицам.

У подъезда, покрытой угольной пылью пятиэтажки, сидели две девушки. Выпитое вино сказывалось, Франц чувствовал себя раскованно.

— Привет, мышки! Вы не нас ожидаете? Давайте выпьем, а затем что-то придумаем, — сказал Франц.

Трезвым, знакомясь с девушкой, Франц всегда чувствовал неловкость. Будучи художником, он, как и большинство людей, обладающих этим даром, имел натуру идеалиста. Он искал ту, которая могла обитать на Олимпе [15] Гора Олимп в Греции – место, где живут боги или в глубинах космоса. Но стоило ему прибегнуть к помощи Бахуса [16] Бог вина , описанное выше качество испарялось, словно вода, разлитая на спираль электроплиты.

Франц женщинам очень нравился. В порывистом, молодом человеке с задумчивыми серыми глазами угадывался страстный, утонченный любовник.

Несмотря на опьянение, Франц не терял галантности. Впрочем, для девиц подобного рода галантность и острота ума были не что иное, как обстоятельства, приводящие в смятение.