— Мне надо подготовится, — с заученной улыбкой сказала она.
Но Сержант, не слушая, потянул ее за собой, с мрачным удовлетворением заметив, как с ее лица сползает кукольная улыбка. В спальне он обхватил ее за талию и бросил на незастеленную тахту. Потом быстро скинул пиджак и брюки и, не снимая рубашки и трусов, всем телом навалился на девушку. Он упал на нее так грубо, что у нее перехватило дыхание. Она попыталась выскользнуть из-под него, но он и не думал выпускать ее из своих звериных объятий.
— Пожалуйста… Я сделаю все, что вы хотите… Только отпустите… мне больно…
— Так тебя зовут Наташа? — прохрипел он, просунув руку ей под вырез платья и добравшись до набухшего соска правой груди. И тут он перестал сдерживаться. Вытряхнув ее из платья, он вцепился пальцами в узенький треугольничек трусиков и с яростью их разодрал. В серых округлившихся глазах Наташи заметалось пламя ужаса. Она попыталась сопротивляться, но где ей было совладать с таким вепрем… Сержант навалился на нее широкой грудью, вдавил в мягкий матрас и чуть приподнялся, чтобы стянуть с себя трусы. Он испытывал острое наслаждение уже от ощущения того, как выгибается ее спина, как бьется и извивается, тщетно пытаясь высвободиться, ее тонкое тело.
Наташа дернулась в сторону, но, чтобы она не вырвалась, он вцепился зубами ей в плечо, потом в ключицу. Видимо, он прокусил ей кожу, потому что почувствовал на языке солоноватый вкус крови. Девушка закричала, но его широкая ладонь зажала ей рот, и крик оборвался, и она забилась под ним изо всех сил. Но в этот момент он нашел мягкий вход в ее неподатливое лоно, и с силой втиснулся, впихнулся внутрь и глухо застонал…
Ее страдания многократно усиливали темное, болезненное и непереносимое наслаждение, испытываемое им в этот момент. Он боролся с желанием сомкнуть пальцы на ее тонкой шее, сжать челюсти на хрупком горле, выплевывая свою давнишнюю боль, свою ненависть к предательскому коварству женщины и к этой несчастной девушке. так похожей на его Наташу… Он готов был искусать ее в кровь, причинить ей боль, покалечить, отомстив за исковерканную жизнь, за все муки одиночества, которые он уже испытал и, может быть, еще испытает…
Степан вышел из нее и рывком перевернул на живот, потом взял ее за талию, приподнял и, дернув на себя, заставил встать на колени. Потом поднялся сам и, помогая себе рукой, вонзился в ее горячее влажное жерло. Вторгаясь в нее, заставляя ее вскрикивать от каждого мощного толчка, он впился пальцами ей в ягодицы и через минуту-другую бурно кончил, вонзившись в нее до отказа. Он издал протяжный звериный рык… Толчками сладостная боль выходила из его тела, опустошая и принося облегчение. Он отвалился от распластавшейся на тахте девушки и, упав на спину, уставился в потолок. Потом, не вставая, дотянулся рукой до брошенного возле кровати пиджака, выудил пачку сигарет, закурил, пуская дым в потолок, и передал пачку перепуганной Наташе. Но та не взяла сигареты.
— Ты сделал мне больно… — прошептала она срывающимся голосом.
— Прости… — Он чуть было не добавил «Я не хотел», но ему было противно лгать ей даже по мелочовке. Ведь он хотел сделать ей больно — и сделал.
Сержант только теперь почувствовал, что весь мусор, весь ил, все темное вышло из его души, оставив лишь тоску и безысходность. Зачем все это? Зачем ему такая жизнь? Ради кого и ради чего? Он не заметил, как слезы потекли по его щекам. Жалость, которую он испытывал к себе в этот момент, была как приступ острой боли. Его слезы еще больше испугали Наташу. Она торопливо натянула на себя платье, нашла туфли, схватила сумочку и в ужасе выбежала из номера, даже не вспомнив о вознаграждении.
Сержант не заметил, как она ушла. А наутро он даже не вспомнил о вчерашнем происшествии. Но нервное возбуждение, мучившее его накануне, прошло. Голова прочистилась, он опять был спокоен и хладнокровен. Он был готов завершить этот тяжелый охотничий марафон…
* * *
Через неделю, в субботу, все вместе выехали в Портофино, к выбранному накануне Сержантом холму. Приехали загодя, ранним безветренным утром, на двух тачках. С собой привезли все необходимое: мощные бинокли, автоматы с оптикой и две стальные ленты с длинными острыми шипами, которые Сержант надыбал в скобяной лавке в соседнем портовом городке. Загнав машины в кипарисовые заросли, пешком поднялись вверх по дороге.
Здесь место было безлюдное. Изредка со стрекотом проносился парень на мотоцикле или прогромыхивал грузовичок местного фермера — и вновь наступало затишье.
Читать дальше