Олег Алякринский - Охота вслепую

Сержант проследил взглядом за Домовым, который медленно удалился в направлении Колизея, и возобновил наблюдение. Ровно в час дня все повторилось, как обычно. Черный «кадиллак» плавно подплыл к тротуару, одновременно распахнулась дверь пиццерии, оттуда вылетел взволнованный пережитым хозяин, и через минуту, одобрительно похлопав его по плечу, в «Дель Пьеро» вошел голодный Доницетти… Ну, вроде бы можно приступать, сделал вывод охотник.

Назавтра Сержант подошел к «Дель Пьеро» в четверть первого. Вчерашний визит сюда Домового показал, как рассчитать время, чтобы можно было совместить приятное с полезным: и пообедать, и осуществить задуманное. Отворив стеклянную дверь и плечом раздвинув волнистый дождь занавески, Сержант вошел в зальчик. На полках, за широкой стойкой, виднелась батарея разнокалиберных бутылок. За стойкой стоял бармен. Над головой у него лениво кружились лопасти вентилятора. Хозяин пиццерии, вытирая полотенцем коротенькие ручки, окинул вошедшего доброжелательным взглядом.

В этот час в пиццерии было занято несколько столиков. Возле барной стойки сидела парочка. Подошел официант с меню. Когда Сержант взял плотную промасленную картонку, официант, тревожно уставясь в окно, предупредил, что через полчаса пиццерия закрывается на технический перерыв, поэтому синьору надо поторопиться. Сержант выбрал пиццу с анчоусами и попросил принести стакан апельсинового сока.

Официант принес заказ и еще раз предупредил, что к часу заведение закроется. На вид парню было лет тридцать, и в черных глазах его читались задумчивость и тревога. Пицца, как и ожидал Сержант, действительно оказалась изумительная: не зря синьор Доницетти облюбовал себе эту невзрачную забегаловку. Тесто тонкое, сочное, отлично пропеченное, и топпинг на славу! Пицца просто таяла во рту.

Сержант покончил с пиццей и допил сок. Потом вытащил бумажник, раскрыл его и натренированным движением большого пальца выбил из отделения для мелочи металлический доллар, который, описав дугу в воздухе, приземлился аккурат под соседним столиком, уже накрытым белой накрахмаленной скатертью. Громко крякнув, Сержант проворно нагнулся, не выпуская из правой руки стакан с соком, и левой рукой незаметно выудил из кармана пиджака мину-шайбу и приложил ее к стальному исподу столика. Мина мгновенно прилипла к металлической поверхности и застыла в ожидании своей жертвы. А Сержант ловко поддел лежащую на полу монету и выпрямился. Ровно через час, когда трапеза синьора Доницетти будет в самом разгаре, мина раскроется в огненном вздохе и разорвет сицилийского дона в кровавые клочья…

Чтобы не маячить возле пиццерии, Сержант свернул в один из переулков и взглянул на часы — как медленно тянется время: ему казалось, что час уже промелькнул, но оставалось еще минут тридцать.

Он решил вернуться на виа Коммунале. Теперь на улице было куда многолюднее, чем пару часов назад: обеденный перерыв. Вдоль улицы у дверей многочисленных кафе сидели на стульях мужчины в пиджаках и курили. Прошла девушка в брючном костюме, стрельнула глазками… Он взглянул на часы: половина второго. Сейчас синьор Доницетти как раз отправляет в рот четвертый сектор пиццы, запивая его кьянти…

Взрыв оказался сильнее, чем предполагал Сержант: взрывная волна сотрясла окна в соседних домах и эхом прокатилась в дальних переулках. Отовсюду послышались крики, тревожно взвыла охранная сигнализация у припаркованных вдоль тротуара машин. Люди бежали в сторону взрыва.

«Отстрельный» список укоротился на одну строчку.

Северный пригород Милана окружен лесистыми холмами. Во всяком случае, с той стороны, где располагался особняк Винченцо Наполитано. Приехав в Милан, Сержант прежде всего отправился по имеющемуся у него адресу, чтобы ознакомиться с местом обитания следующего по списку дона.

Наполитано был сволочь похлеще Доницетти. Свои первые бабки он, сын бедного сицилийского крестьянина, сделал на заготовках свиной кожи и, почуяв вкус свалившихся на него шальных денег, просто ошалел. Он выстроил себе под Палермо роскошную белую виллу, окружив ее высоченным белым забором, завел дорогие автомобили и яхты, он скупал на аукционах картины и скульптуры старых мастеров, европейский антиквариат и оружие. О его любовных забавах ходили невероятные слухи, причем зачастую выдумку было невозможно отделить от правды. Говорили, что он, обделенный от природы мужской силой, обожал всякие извращения, доводя себя до возбуждения сценами истязаний своих жертв, причем истязаний изощренных и беспредельно жестоких, по степени физических и моральных страданий не уступающих утехам героев Захера-Мазоха и маркиза де Сада. О ночных оргиях, что устраивал Наполитано в подвале своей белой виллы, в Палермо предпочитали если и упоминать, то намеками и шепотом, но число обесчещенных им несовершеннолетних крестьянских дочерей перевалило за сотню, и те, кто отваживался рассказывать о своем позоре, упоминали такие извращенные утехи, от которых волосы становились дыбом… Кое-кто из возмущенных отцов пытался встретиться с обидчиком и поговорить с ним по-мужски: на Сицилйи такого рода бесчестье темным пятном ложится на всю семью. Но Наполитано окружил себя армией крепких парней, которые строго следили за тем, чтобы хозяина не беспокоили незваные посетители. Кончилось дело тем, что посіе того, как одна из несчастных жертв кожевенного магната, семнадцатилетняя дочка местного судьи, забеременела и утопилась в море, бросившись со скалы, На-гюлитано вызвали в полицию и мягко посоветовали уехать с острова хотя бы на время. И он перебрался в Милан, поближе к фабрикам, которые закупали у негр кожу.