Олег Алякринский - Охота вслепую

Сержант вынул из кармана принесенный с собой рулончик скотча и заклеил Рафику рот. Потом связал ему руки и ноги и заволок в ванную комнату. Тот очнулся, приоткрыл мутные глаза, задергался, замычал. Сержант привалил обмякшее тело к стене, потом поднял связанные руки над головой Рафика и приковал их наручниками к хромированной трубе полотенцесушилки.

Сержант специально столь картинно обставил смерть пикового вора в законе: Варягу нужна была именно такая, показательная смерть. «Пусть другим послужит страшным уроком, — говорил Варяг. — Крысятничать никому не позволено. Пусть зарубят себе на носу все, помня, как страшно умирал Рафик». И хотя этот спектакль ему был не по душе, Сержант четко выполнял заказ.

Степан выпустил последние три пули из «беретты», раздробив Рафику коленную чашечку и локтевой сустав, чтобы наверняка обездвижить жертву. Потом установил взрывное устройство, приладив тончайший проводок к дверной ручке. На это ушло еще три минуты. Теперь, когда кто-нибудь захочет распахнуть пошире дверь в ванную, прогремит взрыв, который разнесет и Рафика, и любопытствующего на куски.

Выйдя из кабинета, Сержант плотно прикрыл за собой дверь и рысцой побежал по коридору.

Дойдя до ведущей на первый этаж лестницы, Степан поднялся в вестибюль и, лениво помахав на прощанье ничего не подозревающим охранникам, вышел. Оказавшись на улице, он стряхнул с себя напускную вальяжность и рысцой бросился через переулок к Солянке. Там, заметив подъехавший к остановке троллейбус, быстро втиснулся в толпу пассажиров и прижался к стеклу.

Троллейбус не успел отъехать от тротуара, как прогремел глухой взрыв. Народ загалдел, заголосила какая-то тетка, а Сержант невольно поглядел на часы. Не прошло и пяти минут… Ему повезло. Ему удалось уйти.

Через два дня, в воскресенье, Степан получил из пяти разных российских городов шифрованные донесения о благополучном выполнении заданий. Из Ставрополя пришла телеграмма следующего содержания: «Дядя Леша выздоровел. Сейчас дома. Выезжаю завтра». Это отчитался Сизый, отправившийся в Сочи навестить там Эдика Джавадова. Из Иркутска докладывал Лесоповал — тоже замысловатой телеграммой: «Байкале купаться нельзя. Холодно». Из Южно-Сахалинска позвонил Домовой, взахлеб стал нести какую-то чушь про возможность достать три кило красной икры до льготной цене и как бы между прочим обмолвился, что жил у тетки и что баба оказалась клевая, невредная и так далее… Это было кодовое сообщение об успешно завершившейся охоте на Висяка. Из Владивостока рапортовал Цыган, из Минвод, наиболее трудного места, потому что там клиентов было двое, — только к ночи проклюнулся Грач и чуть ли не открытым текстом брякнул, что близнецов встретил, как договаривались, и обоих ублажил по полной программе…

Наутро в понедельник Сержант вызвонил Ангела и попросил увезти его в Тулу. В Москве у него дел больше не осталось, а тульский климат ему очень полезен.

Варяг зачастил в тульский тренировочный лагерь. Он приезжал теперь не реже раза в неделю и, как правило, вместе с Чижевским, иногда с Ангелом, а бывало, и вовсе запросто, только со своими двумя телохранителями — добродушным великаном Маратом и вертким сухощавым Бисланом.

Приезды в компании Чижевского или Ангела воспринимались курсантами как официальные инспекции: к ним готовились с вечера, прибирались на территории, устраивали помывки в бане, постирушки. Если же Варяг появлялся только с телохранителями — значит, он приезжал как бы без надобности, развеяться и отдохнуть от московских забот. Так, усмехаясь про себя, думал Сержант. Эти участившиеся посещения хозяина стали его почему-то раздражать. И сам затаившийся в тульской лесной глуши лагерь, и его обитателей, и все военнотехническое хозяйство он уже привык считать как бы своей вотчиной, где он командовал, и присутствие посторонних, пускай бы хоть это было высокое начальство, немного его нервировало и выбивало из привычной колеи.

Сержант понимал, что эти частые приезды происходят не просто так, что у Варяга есть некая задумка, да не просто задумка, а какая-то важная цель, о которой он пока что не удосужился поставить в известность своего инструктора. Но терпения Сержанту было не занимать — он не торопил события, не выказывал любопытства, ибо по природе был нелюбопытен, и спокойно ждал момента, когда смотрящий вызовет его на откровенный разговор.

После загадочной гибели в разных уголках России почти одновременно восьмерых воров в законе и их людей шум поднялся страшный. Конечно, в средствах массовой информации высказывались робкие догадки о том, что эти смерти не стали простой случайностью или результатом рокового стечения обстоятельств, а явились звеньями в цепочке заказных убийств, начатых отстрелом в Петербурге Молчуна и Сиплого, а кое-кто из обозревателей даже высказывал мнение, что восемь трупов каким-то образом связаны с начавшимся переделом сфер влияния в криминальной России, а возможно, и с предстоящими вскоре выборами в Государственную думу… Ходили слухи, что этими восемью убийствами дело не кончится.