Олег Алякринский - Охота вслепую

Степан выпил предложенную ему запотевшую рюмку дрянной водки (видно, осетинского разлива) и малость потрепался о своих крутых гешефтах с Аликом Федуловым — о том, какую разветвленную сеть они с ним наладили по переброске украинских и молдавских дивчин во Францию. Эту туфту про Федула — лихого поставщика эсэнгешных «секс-работниц» — ему поведал Ангел. Федул был не законный вор, а фуфло и трепач, раскоронованный еще в позапрошлом году за слишком тесные контакты с лагерной администрацией в нижнетагильском ИТУ. Известность его не простиралась дальше родного Ижевска, так что о его подвигах, а равно и о промахах в Москве никому не было ведомо — за исключением ушлого Ангела, который по заданию Варяга собирал по крохам информацию о всех мало-мальски крупных — по местным меркам — ворах. Вывалив всю эту лажу про «путанизацию Лазурного Берега», Степан как бы между делом упомянул и о своих делишках, о том, что вот собирается на днях занести к Мамонту в «Огни Москвы» лимон баксов и что надо бы еще разведать надежные места в Москве, куда можно повыгоднее вложить зеленую капусту.

Он болтал без умолку, сыпля пикантными историйками из своей парижской, американской и южноафриканской жизни. Эти анекдотцы явно пришлись по душе кавказским джигитам, для которых сладкая жизнь за границей ассоциировалась разве что с «греческими смоковницами» на кипрских пляжах. Через некоторое время он заметил, что ему поверили: в черных глазах забегали снисходительные искорки — но вместе с тем появилось и нескрываемое выражение насмешливого презрения. Чего он и добивался, то и вышло: впечатление хвастливого лоха он произвел.

Две девки, по ленивому кивку хозяина, отвели гостя в сауну за дверью. Там, скинув ненужные им стринги, обе девицы деловито приступили к возбуждающему ритуалу, замаскированному под подготовку клиента к сеансу в сухой парной. Они уложили его на дощатый полок и начали делать массаж: одна массировала пальцы ног и ступни, другая разминала ему ладони. По их настоянию Степан закрыл глаза и стал мысленно следить за мягким кружением двух пар рук. Постепенно нежные расслабляющие движения девичьих пальцев смещались к одному участку его тела: Тоня двигалась от кистей к плечам, потом к груди и к животу, а Люся — от икр к коленям и к бедрам, а потом… Две пары пальцев завели дурманящий танец страсти вокруг его вставшего по стойке смирно пехотинца, который вытягивался и рос, наливался тяжелым теплом. И в конце концов, когда чьи-то шаловливые пальцы с острыми ноготками — Степан уже не разбирал, чьи, — слегка сжали шею его красноголового бойца, он не выдержал, со стоном выгнул спину и почувствовал, как горячая волна сладкой болью пронзила пах. И в этот момент, когда наслаждение достигло, казалось, наибольшего напряжения и наивысшего пика, девичьи губы горячим влажным кольцом обняли кончик его жезла и по нему быстро-быстро заскользил юркий язык. Он кончил несколькими толчками, прибой наслаждения захлестывал его, увлекал, не отпускал, затягивая в водоворот сладкой боли. Да, эти девицы знали толк в своем ремесле…

Обе неслышно выскользнули за дверь, оставив клиента в одиночестве. Он раскрыл глаза и уставился на круглое окошко в двери, в котором показалось смуглое лицо Рафика. Тот широко осклабился, распахнул дверь и шагнул в парную.

— Ну как, Ваня, доволен? Давай и завтра приезжай, оттянешься. Тут у нас не то еще бывает…

После сауны Степан быстренько оделся и пообещал зайти завтра, если его новые корефаны не возражают. Причем, чтобы не было ля-ля, придет, мол, уже с конкретными предложениями по обналичиванию бабок.

На том и расстались.

На другой день, как и уговорились с Мамонтом, ровно в три часа, Сержант вошел в казино «Огни Москвы» Его ждали. Двое одинаковых, как братья-двойняшки парня учтиво встретили гостя и повели на второй этаж в кабинет Мамонта. Перед дверью Сержанта обыскали как и накануне. Вновь изъяли пистолет. Он предупредил, что задерживаться не станет и скоро выйдет.

Мамонт на этот раз вышел из-за своего стола и с радушной улыбкой на лице двинулся навстречу, протягивая ладонь с широко расставленными пальцами. Ударив по ладони, крепко сжал руку. Сам невольно все косил глазом на большой дипломат в левой руке гостя, хотя и старался сделать это незаметно.

— Люблю точность. Как англичане говорят: точность — вежливость королей, — пророкотал самодовольно Мамонт, когда вновь уселся в свое кресло.