Андрей Воронин - Мертвая хватка

Куст, говоришь? Где?

Простатит показал где и торопливо заковылял за Майковым, который помчался к забору с такой прытью, будто его хорошенько ткнули шилом пониже спины.

Один из высаженных вдоль забора кустов и впрямь увял за одну ночь, как по волшебству. Кое-где на листьях еще виднелись зеленые пятнышки, окруженные желто-коричневыми ободками. Они напоминали физическую карту: зеленая низина, затем желтое плоскогорье и, наконец, темно-коричневые горы. Майков зачем-то сорвал один из таких листков, растер его между пальцами и понюхал.

– Ни хрена не понимаю, – растерянно признался он. – В натуре, как будто ночью кислотный дождь прошел.

– Если бы дождь, все бы завяло, – резонно возразил Простатит. – И трава тоже.

Ему было скучно и хотелось есть. Впрочем, есть ему хотелось всегда, независимо от времени суток и обстоятельств.

– У, мать твою! – выругался Майков и в сердцах пнул мертвый куст ногой.

В глубине куста что-то глухо звякнуло, и на лужайку лениво выкатилась узкогорлая двадцатилитровая бутыль – пыльная, захватанная, с остатками какой-то маслянистой жидкости на дне.

– Это чего? – не понял Майков.

– А я знаю? – растерянно ответил Простатит.

Майков набрал в грудь побольше воздуха, но покосился на забор и с шумом выпустил воздух наружу. Орать на весь поселок, вынося сор из избы, не хотелось.

– А кто должен знать? – спросил он со зловещим спокойствием. – Кто здесь охранник – ты или я? Кто кому бабки платит? И, главное, за что? А если бы это бомба была?

Крыть было нечем. Простатит тяжело опустился на корточки, поднял из травы бутыль, поднес горлышко к носу и осторожно втянул ноздрями воздух. Его щекастое лицо перекосила гримаса отвращения, он быстро отодвинул от себя бутыль и повернул голову к Майкову.

– Кислота, Андреич, – сказал он. – По-моему, серная.

В таких вот бутылках на предприятиях электролит для аккумуляторов держат, я видал. По-моему, твоим черешням кто-то помог загнуться.

– Я даже знаю кто, – медленно проговорил Майков, остановившимся взглядом изучая грязные отпечатки ног на беленой штукатурке забора. Судя по этим отпечаткам, кто-то не так давно перемахнул через забор, направляясь с участка папы Мая во двор к Алфавиту. – Вот пидор старый, совсем ополоумел на почве садоводства!

Простатит сделал испуганное лицо, вопросительно поднял густые брови – так, что они почти слились с низкой линией волос на лбу, и ткнул большим пальцем в сторону забора.

– Да, да, – неприятным скрипучим голосом сказал Майков, – так точно! Знаешь, какой самый страшный зверь на свете? Жаба! Она, падла зеленая, столько народу передушила, что и не сосчитать. Не понравилось ему", что у меня черешни есть, а у него нету. Урод, блин! Я ж хотел эти черешни по осени ему подарить, на хрен они мне нужны-то, в натуре…

Ну, сука, ну держись! Я не посмотрю…

– Андреич, – просительно сказал Простатит, – может, не надо? Уж больно сосед у нас авторитетный… Стоит ли связываться?

– Что? Авторитетный?! – дико вытаращив глаза, заорал на него папа Май. – Кто авторитетный?! Авторитет хренов выискался! Какой он, в жопу, авторитет, если ночью на чужих участках крысятничает? Да его на зоне за такие дела в два счета опустили бы! Авторите-е-ет… Я таких авторитетов раком ставил и ставить буду! Если он ведет себя как сявка, значит, с ним и разговаривать надо, как с сявкой, понял?

А ну пошли!

На крики из дома выскочил Хобот, и ему тут асе пришлось об этом пожалеть. Папа Май мигом припомнил, кто охранял двор минувшей ночью, схватил Хобота за галстук, отбуксировал его сначала к погибшим черешням, потом к забору и, наконец, окончательно разойдясь, пару раз чувствительно ткнул Хобота в этот забор его знаменитым носом. Хобот не сопротивлялся: в гневе папа Май вел себя еще почище, чем сам Хобот со своей справкой, и с ним лучше было не связываться.

– Да ладно, Андреич, – сказал он, шмыгая разбитым носом и осторожно промокая кровь носовым платком, – ну чего ты, в натуре? Я ж не виноват, что у тебя двор такой здоровенный! Разве в одиночку за всем уследишь? Кто ж думал, что к нам, блин, от соседей полезут. Это ж беспредел какой-то!

Хорошо, что у нас сортир в доме, а то бы они туда еще дрожжей набросали, чтоб веселее было.

– Дрожжей, – противным голосом передразнил его Майков и, не удержавшись, съездил Хобота по уху. Хобот молча скривился и схватился за ушибленное место. – Пошли к нему, разобраться надо!

Хобот мигом отнял ладонь от уха, подобрался и расплылся в нехорошей хищной улыбке. Зубы у него были выпачканы кровью, и Хобот сейчас здорово смахивал на упыря. Он мгновенно позабыл и о боли, и о нанесенной ему Майковым обиде: слово «разборка» действовало на него так же, как звук боевой трубы действует на старого кавалерийского скакуна. Хоботу было плевать, с кем клеить разборки, и то, что сосед Майкова по участку был вором в законе, ему было до фонаря.