Андрей Воронин: Мертвая хватка

С одной стороны, все, что они натворили, есть сплошное злостное хулиганство, неуважение к закону и вообще махровая уголовщина. А с другой – они ведь никого не убили, даже не искалечили, они просто спровоцировали разборку, в результате которой были начисто обезглавлены аж две преступные группировки… Так что же: выдать им по медали или посадить в кутузку?"

– Да, – помолчав, сказал Забродов с некоторым смущением. – Вот что значит недостаток разведданных… Извини, Матвей. Похоже, я действительно зря тебя побеспокоил.

– Чего там, – сказал Брузгин, засовывая автомат обратно в сумку. – Ты не помнишь, куда я лопату поставил?

– Возле сарая, – коротко ответил Забродов, избегая смотреть на Сорокина.

Брузгин сходил за лопатой, неторопливо прошествовал мимо веранды и молча вышел за калитку.

– Что вы туда подложили? – устало спросил Сорокин, глядя, как он осторожно ковыряет лопатой глинистую дорогу.

– Фугас, – сказал Забродов. – Радиоуправляемый.

– Террористы, – с отвращением сказал Сорокин.

Вернулся Брузгин, на ходу вывинчивая из мины запал.

Возле крыльца он остановился, старательно отряхнул с плоского жестяного блина приставшие комья земли и спрятал фугас в сумку. Действовал Брузгин очень обстоятельно, по-хозяйски, и, когда он ушел за угол к умывальнику отмывать руки, Сорокин спросил:

– А кто он по званию?

– Старший прапорщик, – ответил Забродов и усмехнулся. – А что, заметно?

– Бандит он, а не прапорщик, – проворчал Сорокин.

Потом они пили коньяк, сидя на веранде. Молчаливый Брузгин хлопал рюмку за рюмкой без всякого видимого эффекта; Забродов, напротив, не столько пил, сколько нюхал.

– А хорошо бы сейчас яблочком закусить, – мечтательно сказал немного размякший Сорокин. – Ядреным, прямо с ветки… А?

Забродов помолчал, а потом отрицательно качнул головой.

– Нет уж, – сказал он, – уволь.

– Что так?

Забродов опять помолчал, задумчиво нюхая рюмку.

– У меня от яблок оскомина, – сказал он. – Пожизненная. Слушай, полковник, у тебя телефон с собой? В моем батарейки сели, а надо срочно позвонить.

– Анне? – усмехнулся Сорокин, протягивая ему телефон.

– Одному деревенскому менту, – сказал Забродов. – Сказать, что серебристый джип нашелся. А то он, наверное, уже и ждать перестал.

…Уже в середине июня на яблоне профессора Азизбекова повисли крупные, размером чуть ли не с кулак, крепкие зеленые плоды. К концу месяца они налились зрелой желтизной, которая день ото дня становилась все ярче. Это были настоящие яблоки Гесперид – золотые, крепкие, без единого пятнышка, без намека на червоточину.

Вечером четвертого июля их было восемь штук – столько же, сколько и накануне. А утром пятого числа их не стало – ни одного. Было предпринято тщательное расследование, но обнаружить удалось только огрызок, который валялся в густой траве у самой ограды, отброшенный чьей-то преступной рукой.

Илларион Забродов об этом не знал, потому что в ночь с четвертого на пятое июля пил термоядерный самогон в компании участкового старлея и Василия Макаровича Куделина. Дощатый стол освещала керосиновая лампа, а на дальнем его краю таинственно поблескивали стершейся позолотой корешков книги – все, что осталось от богатой библиотеки графов Куделиных.

На даче полковника Сорокина, на дороге, прямо напротив ворот осталась небольшая ямка. Всякий раз, приезжая на дачу, Сорокин старательно перешагивал через эту ямку или вовсе обходил ее стороной, хотя точно знал: там, под тонким слоем глины, ничего нет.

Примерно тогда же, в конце июня, рыбачившие на берегу ручья мальчишки обнаружили застрявший в кустах труп.

Судя по всему, тело долго пробыло в воде, и оставалось лишь гадать, каким образом у него на переносице смогли удержаться очки, в которых не хватало одного стекла. Опознать труп так и не удалось, и по прошествии положенного срока дело было сдано в архив.