Андрей Таманцев - Молчание золота

— Мне показалось… что он буквально выпучил глаза на… Словом, забыл о моем существовании, и…

— На что он выпучил глаза? — прервал ее француз.

— Ленни, милый, не на то, что ты подумал!.. — свирепо начата Елена, но Ламбер подпрыгнул на кресле и буквально заорал:

— На что он выпучил глаза?!

Елена ответила:

— На браслет, который ты мне подарил.

Ламбер облизнул пересохшие губы и произнес:

— Вот именно об этом я и подумал… Именно об этом… Значит, все-таки… Значит…

— Ленни, они нас догоняют!..

Две машины, словно сцепленные между собой невидимыми могучими нитями, не подверженными ни растяжению, ни тем паче разрыву, вылетели на окраинные районы Москвы. Скорость была такая, что казалось, ночные фонари сами, как живые, отшатывались от снопов света, бьющих из их фар. Прохожих уже почти не было, транспорт не ходил, и только какой-то запоздалый троллейбус шмыгнул за угол после того, как его обогнали, словно стоячий, «пежо» и «мицубиси-паджеро».

Но, судя по всему, погоня начала подходить к своему логическому завершению. Елена начинала терять концентрацию, Ламбер с тупым клином боли в голове чувствовал, что уже близок к тому, чтобы снова впасть в полузабытье. «Эх, не предназначены все-таки мы, рафинированные французы, для фонтанирующего течения российской жизни!..» Ламбер выдохнул:

— Девочка, я буду стрелять через заднее стекло, иначе нам от них не уйти, я вижу.

— Ну так ты будешь говорить или стрелять?!

Глухо прогремели два одиночных выстрела. Но стрелял не Ламбер — стреляли из джипа с преследователями. Одна пуля разбила заднюю фару, вторая и вовсе ушла в «молоко». Елена резко вывернула руль, уводя автомобиль в боковой проулок, но джип как приклеенный проследовал тем же маршрутом и быстро сократил дистанцию. Виднo было, как из переднего окна со стороны пассажира вынырнула голова, потом человек высунулся по грудь и прицелился…

Ламбер развернулся и, просунув пистолет под подголовником кресла, до отказа вытянул руки и надавил на курок. Раз, другой и третий. После первого выстрела сеть морщинок разбежалась от сквозного отверстия в стекле, ограничивая обзор. Вторым выстрелом вырвало целый фрагмент стекла; третьим выстрелом — через образовавшееся отверстие — Леон Ламбер разнес стрелку из джипа голову. Тот выронил пистолет в пролетавшую ночную тьму и уронил подбородок на боковое стекло. Ламбер выстрелил еще два раза, взвился торжествующий визг шин, и джип, потеряв управление, на полном ходу въехал в пристройку крупнопанельного дома. Полыхнул клинок пламени, на мгновение выдернув из темноты мутную совковую надпись «ГАСТРОНОМ» с ленивыми дряхлыми буквами. Протянулся грохот металла и шум обрушиваемого фрагмента стены, и джип, до отказа вонзившись в глубину закрытого на ночь магазина, взорвался.

Впрочем, ни Елена, ни Леон Ламбер этого не видели. Управляемый женщиной «пежо» удалился от места катастрофы уже на добрые полкилометра и выехал на длинную эстакаду, под которой — метрах в пяти внизу — блеснула полоса асфальта, влажного от прошедшего ночного дождика. Оттепель, оттепель, скользкие дороги…

В дальнем свете фар было видно, что эстакада, пройдя около полутора сотен метров, довольно круто изгибается, забирая вправо. Требовалось несколько снизить скорость, и Елена, понимая это, нажала на тормоза. Однако машина продолжала нестись все так же стремительно. Елена не видела, какая смертельная бледность покрыла лицо Ламбера, она вдавила педаль еще сильнее, и снова скорость ничуть не упала. Руки Елены, в крови, впервые за все время бешеной гонки дрогнули на руле, блеснул длинным спиралевидным телом золотой дракончик, обвивающий округлое запястье женщины. Его черные бриллиантовые глаза блеснули, и на мгновение Ламберу показалось, что в его хищном рту мелькнул алый раздвоенный язык и несколько капель крови стекли, пятная золотую. с изысканной древней гравировкой, чешую животного. Елена прошептала, холодея:

— Ленни, тормоза. Они… они не действуют!.. Неужели те люди… неужели они сорвали тормозные колодки?.. Но когда и как они могли проникнуть в… они это не могли сдела-а-а-а!..

Ламбер до крови закусил губу. Метнулись, приближаясь и снова уходя, фонари — словно разлетелись в разные стороны фосфоресцирующие ночные бабочки. Изогнулась влажная дорога, остро проступили сквозь лобовое стекло звезды. Они были хороши, как никогда, и как никогда хороша была эта молодая, прекрасная, полная страсти и желания жить женщина за рулем несущейся машины. И этот салон, пронизанный токами тонких французских духов, и неизгладимо прекрасная московская ночь, и сладкий ужас скорости на выстелившейся под колесами эстакады — последнем, самом коротком и самом стремительном отрезке их жизней — ее, Елены, его, Леона Ламбера…