Но однажды, увлекшись молодым вельможей, она изменила царю. Он призвал ее к себе и, осыпав розами и умастив драгоценнейшими благовониями и маслами, взял любимый свой меч и снес ей голову. Пролилась кровь изменницы на браслет и окаменела, стала каменьями рубиновыми. А царь Искандер заплакал, и попали две слезы властителя на талисман. — Тамерлан умолк, буравя узкими глазами мраморный пол. Через минуту он снова заговорил: — Было это во время осады Искандером славного и древнего города Мараканды, который ныне, по прошествии двух тысяч лет, зовется Самаркандом! Тут и похоронена царица. И вот недавно мои воины нашли ее могилу и принесли мне тот славный талисман. Вот он, в моих руках! Вот они, видны и сейчас — рубиновые капли крови убитой царицы и два черных бриллианта в глазах дракона — окаменевшие слезы великого властителя.
Гулямы и наложница, склонив голову, с трепетом слушали рассказ Тамерлана. Девушка отчего-то все более потупляла взор, ее точеные руки дрожали, а лицо казалось белым, как самаркандская луна.
— Эта прекрасная легенда взволновала мою душу, — продолжал Тамерлан, немного возвысив голос, — и подумал я: неужели в моем гареме, где собраны триста красивейших женщин мира, не найду я достойной того, чтобы одарил я ее этим браслетом, соединившим в себе слезы царя и кровь его любимой? Неужели я хуже Искандера и за две тысячи лет, которые прошли с его смерти, вымерли все прекраснейшие из прекраснейших? Нет! Есть еще на земле такие ножки, которые достойны топтать тропы в моих самаркандских садах, есть и руки, на которые мыслимо надеть этот браслет!
Стоявший чуть поодаль начальник стражи наклонился к одному из придворных и спросил тихо:
— Что такое с повелителем? Отчего он, столь скупой на слова и дары, сегодня так щедр?
— Да будет ведомо тебе, что повелитель строит минарет, самый прекрасный в Самарканде! И пригласил он самого великого зодчего, что нашелся в пределах двух океанов и пяти морей, омывающих империю повелителя…
У Тамерлана был острый слух. Он резко повернулся к двум собеседникам, закрытым от его взгляда мощными спинами стражи, и возвысил голос:
— Когда Я говорю, я говорю один, и никто не смеет проронить и малого слова без моего позволения! — Слова застыли на губах болтунов. Тамерлан же продолжал: — Я хочу сам надеть этот браслет на твою прекрасную руку!.. Подойди ко мне.
Медленно, словно по обрыву ступая, она подошла к грозному владыке. Чуть растянув уголки тонких губ, что могло означать у него улыбку, Тамерлан проговорил:
— Я хочу, чтобы ты носила мой подарок еще долго, очень долго!..
Желтая иссохшая рука с веревками вен и несколькими шрамами, полученными в битвах, коснулась полупрозрачной, нежной, как молоко на губах младенца, кожи девушки. Некоторое время Тамерлан рассматривал голубоватые жилы, которые просвечивали сквозь тонкую эту кожу, а потом надел браслет на ее правую руку.
— Ты всегда останешься моей любимой женой, — хрипло сказал Тамерлан, и придворные, и стража вдруг увидели в его неподвижном лице из серого мрамора нечто такое, что сердца всех ожгла мысль: как? неужели?.. Неужели железное сердце Железного хромца способно воззвать к жизни? Способно впитать что-то человеческое, что до поры до времени было наглухо запечатано в этом сером лице, в этих узких чёрно-желтых, как у степного волка, глазах. В беспощадном мозгу, в стальной поступи властителя, тридцать лет не оживлявшего свое лицо и глаза хоть одной улыбкой, хотя бы жалким подобием ее.
Наложница склонилась перед владыкой почти до земли, бесценный браслет сиял на руке. Тамерлан неотрывно смотрел на тонкую шею девушки, с которой схлынули длинные волосы, коснувшиеся пола. Он прошептал что-то короткое, зловещее, как предсмертный всхлип, и вдруг его желтая, морщинистая рука с быстротою кинувшейся на жертву змеи метнулась в сторону рукояти меча одного из Гулямов. Тот не успел и вздрогнуть, как Тамерлан выхватил меч из ножен, висящих на бедре стража. Блистающее лезвие свистнуло, описав полукруг, и голова наложницы покатилась по полу. Тамерлан швырнул на пол меч и, хромая сильнее обычного, вышел из покоев. Никто не посмел даже посмотреть ему вслед: так ужасна была удаляющаяся поступь властителя.
Еще долго, долго стояли придворные и стража, не в силах пошевелиться, словно окаменев. Безглавое тело девушки лежало на полу, а отрубленная голова была как живая, и на устах застыла счастливая улыбка любимой жены… Позже шепотом передавались слова о том, что Тамерлан узнал о связи своей любимой жены с великим зодчим, строившим ему минарет. В Самарканде было много великих зодчих, а минаретов возводились десятки и сотни по всей стране… Однако только единственному зодчему после постройки минарета Тамерлан в знак особого доверия и милости повелел построить под землей богатый мавзолей, и чтобы такой богатой усыпальницы не было на целом свете. Тогда же повелитель приказал великому мастеру изготовить из глыбы розового мрамора великолепный саркофаг, а из черного нефрита намогильный камень — и высечь на камне арабскими письменами рецепт изготовления глазури для куполов минаретов. О, Тамерлан умел ждать… Когда все было готово, Тамерлан приказал убить мастера и захоронил его в подземелье. Там же он похоронил тело своей неверной возлюбленной, с руки которой, как передавали все так же шепотом, никто так я не посмел снять золотой браслет Искандера, более известного как Александр Македонский. Говорили, что в то подземелье Тамерлан велел снести также свои сокровища и знаменитую библиотеку, которую он привез после военного похода в Малую Азию. Затем вход был замурован.
Читать дальше