Александр Проханов - Востоковед

– Как вы думаете, нам удастся полюбоваться Босфором на вечерней заре, под звездами, в утреннем блеске?

– Надо спросить Босфор. Чтобы он позволил нам любоваться собой, – улыбнулась она, и он увидел, как ее розовые губы погрузились в вино.

Торобов был по-прежнему офицером разведки. Выполнял смертельно опасное поручение. Он по-прежнему двигался по кромкам черной дыры, из которой истекала ядовитая лава. В эту дыру падали подбитые самолеты, взорванные мечети, проваливались города и страны. Но все это вдруг отступило, стало почти невидимым, и он оказался в волшебном свечении этой прелестной женщины, ее золотистых бровей, розовых губ, белой ложбинки груди с зеленым кулоном.

Они наслаждались морскими дарами, маслянистыми водорослями, ароматными мидиями, ломтями розового сибаса, в котором открывался нежный позвоночник.

– Я люблю смотреть на Босфор, – сказала она. – Где-то рядом Троя, афинский Акрополь, египетские пирамиды, Неаполь. Сядешь на корабль, и ты в Средиземном море, в Венеции, в Барселоне.

– Давайте сядем на корабль и отправимся в Барселону. Гауди ждет нас.

– Мы знакомы меньше часа. И уже в Барселону.

– Самое трудное было подойти к вам и спросить о какой-то чепухе. А теперь, когда эта черта пройдена, можно и на корабль. – Он произнес это с беспечностью, увлекаемый счастливой уверенностью, что все доступно. Однажды преодоленная черта открывает стремительную возможность сближения.

– Есть такой корабль? – спросила она недоверчиво.

– Конечно. Каждый час от пирса в порту отчаливает кораблик и плывет по Босфору, плутая среди островов. Поплывем?

В ее серых глазах мелькнуло недоверие, осторожное сомнение, но потом вспыхнуло лихое веселье, и она сказала:

– Мы отчалили от пирса там, у крепостной стены. Поплывем дальше.

Они поймали такси, подхваченные счастливым порывом. Его голова кружилась от выпитого вина, от невероятного предчувствия. Его жизнь на глазах менялась, в ней исчезало и забывалось все тяжелое, обременительное и ненужное. Уступало место светоносному влечению, которое однажды возникло, чтобы уже не исчезнуть.

В пассажирском порту то и дело причаливали и отплывали прогулочные кораблики. Неуклюжие, шумные, с крикливыми зазывалами, которые зычно оглашали берег названием островов и прибрежных селений.

Торобов с Верой едва успели вбежать на кораблик, как палуба зарокотала, подул свежий ветер и Стамбул стал переливаться стеклянными фасадами, горбатыми мечетями, начинавшими зеленеть парками.

– Ну вот, еще немного, и мы в Средиземном море. Не пропустить бы! – Он облокотился о деревянный поручень палубы. Смотрел, как ветер приподнимает ее золотистую прядь. Близко от них встречным курсом плыл теплоход, и с него доносилась музыка.

– Я вам так благодарна за эту прогулку! – сказала она.

Рокотала железная палуба. За бортом вздымался гребень ослепительной синевы. Над ним блистали алмазные брызги. Бурлящий след тянулся за кормой. К ним подлетала большая белая чайка, поворачивала в их сторону желтый клюв, зорко всматривалась круглым глазом. Мимо пронесся глиссер, водный лыжник держался за стропы, подскакивал на волнах, и было видно, как переливаются мускулы под атласной тканью костюма.

Приближался гористый остров. Среди деревьев белели строения. Из-за острова вылетела белоснежная яхта и стала приближаться, вздымая пенный бурун.

Торобов расширенными зрачками следил за приближением яхты, за чайкой, невесомо повисшей над палубой, за водным наездником, летящим на стеклянной волне. И вдруг ошеломляющая бесшумная вспышка, и в этой вспышке стоящая у поручней женщина, ее полузакрытые от ветра глаза, ее высокая шея с серебряной цепочкой, ее близкое розовое ухо с каплей бриллианта. Эта вспышка была ослепляющей, ошеломляющей. Женщина, стоящая рядом, стала вдруг драгоценной, ненаглядной, родной. Он испытал к ней такую слезную нежность, такое обожание, что мир вокруг стал лучезарным и женщина стояла преображенная и любимая.

Торобов испугался этого внезапного света, этого волшебного влечения, этого лучистого мира, в который превратилась душа, поместившая в себя женщину, еще недавно незнакомую, а теперь несказанно родную. Он перегнулся через борт, и синий водяной гребень окатил его холодными брызгами.

– Что с вами? – спросила она.

– Чудо случилось, – счастливо ответил он.

Кораблик пристал к острову, над которым возвышалась гора и поблескивал крест высокой церкви. У пристани, на площади стояло множество двуколок, запряженных ишаками. Ишаки были разукрашены ленточками, а у двуколок были красные и зеленые спицы. Они с Верой сели в двуколку. Возница в феске, бархатном сюртуке погнал ишачка вверх по каменистой дороге. На поворотах Торобов несколько раз касался ее руки, пугаясь этого прикосновения, робко дожидаясь следующего поворота. На половине горы дорога кончалась, переходила в каменистую тропу. Из двуколок высаживались пассажиры. С горы и на гору медленно двигались люди.