Владимир Гриньков - Я – телохранитель. Забыть убийство

— И что она ему сказала?

— Ничего. Сделала вид, что поверила.

— Почему? — изумился Китайгородцев.

— Заторможенность такая. Спрятать голову в песок и ни о чём не думать. Потому что не укладывалось в голове. Брат — брата! Матери в такое поверить невозможно.

— А ты?

— Я всё понял, — сказал Михаил. — Этот подонок спьяну о чём стал болтать? О том, что теперь будет с делами Стаса, с бизнесом его. Что надо что-то срочно предпринять, а не то его растащат.

— Значит, открытым текстом?

— Вот-вот! — зло щурился Михаил.

В нем клокотала ненависть.

— И тогда она предложила…

— Мать предложила? — уточнил Китайгородцев.

— Да! Мать предложила сделать вид, будто со Стасом всё в порядке. Это ей такой выход виделся. Опять же — голову в песок. С врачами договорились. Чтобы ход делу не давать. Отец Алексий обещал молчать. Ну, с Константин Фёдрычем пришлось решать проблемы…

— Кто такой?

— Он у Стаса всеми делами заправляет. Стас ведь только владелец, он лично никаких бумаг уже давно не подписывает, всё делает этот Константин. Надо было с ним договориться. Чтобы он сдуру не поднял тревогу. Предъявили ему Стаса. Стас сам видишь в каком состоянии. Константин покумекал и решил, наверное, что ему лучше ни во что не вмешиваться.

— А риски для него?

— Он исполнитель, с него спроса нет. А зарплата будь здоров. Мы ему ещё накинули. Договорились, в общем.

— Теперь боишься Глеба? — спросил Китайгородцев.

— Он что-то почувствовал, — скривился Михаил. — Такое, видно, не скроешь. И стал шнырять, вынюхивать, где Стас. Привык уже к хорошей жизни, подлец. Хочет, наверное, на всё добро лапу наложить. Уже Станиславом Георгиевичем себя зовёт. В роль вошёл, и его оттуда за уши не вытащишь.

Их взгляды — Китайгородцева и Михаила — встретились.

— Зачем же ты выбрал именно меня? — вырвалось у Китайгородцева.

Почему, мол, с этим Глебом должен рассчитаться я, а не кто-то другой?

Михаил понял, о чём речь.

— Ты убивал уже! — сказал он и на Китайгородцева дохнуло холодом.

— Я с тебя не слезу, пока ты не исправишь это!

— Ты ничего не сможешь изменить! — покачал головой Михаил.

— Я тебя прошу!

Но сам Китайгородцев видел, что это бесполезно. Тогда он вцепился Михаилу в горло. Задушил бы, но видевший всё Потёмкин выскочил из машины, повис на Китайгородцеве, умоляя его:

— Не надо! Прошу, не надо!

Китайгородцев очнулся, отпустил захрипевшего Михаила.

Ты ничего не сможешь изменить. Ничего. Даже если его убьёшь.

— Я донесу на тебя! — пробормотал Китайгородцев.

— Давай-давай! — хрипел и кашлял Михаил.

Всё бесполезно. Ты ничего не сможешь изменить.

Михаил взял за плечо невозмутимого Стаса и повёл его к дверям больницы. Последний, единственный защитник Стаса. Он Стаса не даст в обиду. Сам выдержит всё, сам примет смерть, если будет угодно Богу, но врагам Стаса по земле не ходить.

Пока была жива Наталья Андреевна, у Китайгородцева ещё сохранялся шанс. Теперь уже не то. Не на кого рассчитывать. Что бы ни предпринял сейчас, поправить ничего уже нельзя.

Ты ничего не сможешь изменить.

Китайгородцев вёл машину и видел только небольшой участок шоссе перед собой — весь мир для него сейчас перестал существовать. Он очнулся, только завидев впереди знакомый силуэт монастыря. Повернул голову. Потёмкин сидел рядом с ним.

— Я уже как робот, — пробормотал Китайгородцев.

Он даже не заметил, как вернулся туда, где был сегодня ранним утром. Это его ужаснуло. Он заподозрил, что к нему вплотную подступило безумие, наступления которого он со страхом ожидал все последние дни.

— Я могу довезти вас до какой-либо станции, — предложил Китайгородцев.

— А вы? — спросил Потёмкин.

Китайгородцев пожал плечами.

— Не знаю, — сказал он. — Возможно, я останусь здесь. Заночую, если монахи не прогонят.

Он с тоской смотрел куда-то вдаль.

— Как думаете, что можно сделать? — спросил он внезапно.

Потёмкин понял, что это про завтрашний проклятый день.

— Возможно, что наши страхи преувеличены, — сказал он неуверенно.

Китайгородцев посмотрел на него тяжёлым взглядом и Потёмкин смешался, устыдившись собственного лукавства.

— Я тоже думаю, что ничего не сделаешь, — сказал Китайгородцев. — Остаётся ждать, чем всё закончится. Сейчас в деревне спросим, в какой стороне станция…

— Я никуда не поеду! — запаниковал Потёмкин.

— Почему? — спросил бесцветным голосом Китайгородцев.