Кирилл Казанцев - Последняя обойма

Я взял обрезок трубы под мышку, чтобы положить телефонную трубку на место. Мне пришлось чуть нагнуться, и, когда я

это сделал, маленькие темные кляксы, усеивавшие пол вокруг тумбочки, бросились мне в глаза. Я коснулся одной из них

кончиком указательного пальца. Вязкая жидкость. Возможно, масло. Но пролитое совсем недавно.

Я пристально всмотрелся в свой испачканный палец, а потом лизнул его. Это оказалось не маслом. Я снова взял обрезок

трубы в руку и пошел по следу - то есть по цепочке темных круглых клякс, которыми кто-то пометил пол гаража.

У черной «Волги» я остановился и негромко позвал:

- Сидоров.

За грязными стеклами «Волги» мне почудилось какое-то движение, но быть уверенным при таком освещении я не мог.

- Сидоров, - снова сказал я. - Не бойся. Свои.

Ответ был таким же громким, как шелест последних листьев на облетевшей осине в конце ноября.

- Я... Тут...

Положив шило на крышу автомобиля, я потянул дверцу на себя и сразу же увидел Сидорова. Сначала подошвы его

кроссовок, потом синие тренировочные штаны, потом руки, обхватившие тело. Странно. Сидоров будто боялся распасться на

части. Он держал себя в руках. Колени были прижаты к груди. Сидоров лежал на полу и старался занимать там как можно

меньше места.

Он пытался стать незаметным. Что при его комплекции было весьма непросто.

- Ты чего тут прячешься? - спросил я. Напряжение спало. Сидоров был жив, оставалось только выяснить причины его

странного поведения, потом предупредить его насчет «Европы-Инвест», а потом отвезти, скажем, к его подруге...

Сидоров не спешил отвечать. Он медленно вытягивал шею, чтобы рассмотреть меня. Сначала я увидел его всклокоченные

волосы, потом лоб... Лоб пересекала свежая кровоточащая царапина.

- Где это ты так ободрался? - продолжал задавать я свои риторические вопросы. - Наследил ты тут на полу, друг...

Сидоров опять промолчал, а я вдруг подумал о том, что царапина на лбу не может дать такое сильное кровотечение,

результаты которого привели меня от тумбочки с телефоном к черной «Волге».

Тут Сидоров окончательно приподнял голову от пола, я увидел его глаза... Он все еще молчал, его толстые губы были

раскрыты и дрожали словно от холода. Он все еще молчал, но его взгляд...

Я никогда еще не видел у Сидорова такого взгляда. У других людей - видел. Неоднократно. Такой взгляд являлся

симптомом того, что человека поразил страх - насквозь, с ног до головы, в оба полушария, в сердце, в печень, в позвоночник,

в подколенные мышцы, в мочевой пузырь, пробежал по артериям и венам вместо крови. Страх дал зрачкам Сидорова какой-

то особенный цвет, и особенно жутко они выглядели на мертвенно-бледном лице моего приятеля. А бледность такая говорит

либо все о том же безумном страхе, либо о серьезной потере крови. Либо о двух вещах сразу.

В любом из этих двух вариантов надо было вытаскивать Сидорова отсюда. Я понял, что дело обстоит вовсе не так

хорошо, как мне казалось две минуты назад. Однако вопрос «что случилось?» был явно второстепенным, главное - «что

делать?».

- Давай, вылезай, - решительно проговорил я и протянул ему руку, поймав себя на мысли, что не далее как вчера мне

пришлось делать нечто подобное, только тогда вытаскивать человека нужно было из багажника. Что-то слишком часто жизнь

загоняет людей в неудобные укрытия, а мне слишком часто приходится вытаскивать их оттуда на свет божий. Если бы я был

чуть в более веселом расположении духа, я мог бы спросить у Сидорова: «Давно обосновался?»

Но почему-то сейчас я не хотел шутить.

- Давай, поторапливайся, - нетерпеливо повторил я и собрался влезть внутрь «Волги», чтобы привести Сидорова в

чувство.

Тут случилось нечто неожиданное.

Сидоров разжал свои объятия, развел дрожащие руки в стороны и протянул их ко мне. Я увидел, что его майка испачкана

в крови. Нижняя половина букв «СССР» уже не была белой. Пятно шло дальше вниз, и я не мог понять, где оно

заканчивалось.

- Черт, - тихо сказал я.

Обрезок трубы я положил на крышу «Волги», чтобы освободить руки. Было ясно как божий день, что Сидорова придется

вытаскивать обеими руками, как младенца, правда с весом явно немладенческим.

Когда я снова склонился к Сидорову, что-то дрогнуло в его взгляде. Я не сразу понял, что он смотрит мне за спину, я

слишком поздно услышал звук шагов...

У этих людей и вправду было терпения хоть отбавляй.

В следующую секунду меня смыло волной и унесло в открытое море.