Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Дорога была недолгой — полчаса, от силы минут сорок. По истечении этого срока джип замедлил ход; гнусаво заныл клаксон, водитель лихо газанул и почти сразу же не менее лихо затормозил, так что удержаться на скамейке Якушев сумел только чудом. Его пихнули в плечо и на скверном французском предложили покинуть салон транспортного средства. Из-под края надетого на голову пакета Юрий видел небольшой участок у себя под ногами, но в интересах дела счел небесполезным оступиться и не столько выйти, сколько вывалиться из машины. Панама с его головы свалилась, но чертов пакет удержался. Юрия грубым рывком поставили на ноги и толкнули вперед; он споткнулся, снова упал, и под многоголосое ржание кто-то раздраженно сдернул с него пакет — что, собственно, и требовалось доказать.

Щурясь от ударившего в глаза яркого света, он огляделся. Лагерь располагался в просторной котловине, со всех сторон окруженной крутыми каменными склонами. По дну котловины протекал небольшой ручеек, служивший источником воды; узкий, как бутылочное горлышко, вход в это убежище был перекрыт высокой, сооруженной из камней, разнокалиберных досок и ржавых листов жести стеной. В стене имелись ворота, подле которых торчала шаткая сторожевая вышка, и можно было не сомневаться, что в скалах по обе стороны прохода оборудована пара-тройка пулеметных гнезд.

В тени высоких каменных склонов виднелись скопления брезентовых армейских палаток и хлипких, крытых листьями бамбуковых сарайчиков. Среди них под временными навесами громоздились штабели ящиков и железных бочек; где-то ровно тарахтел движок генератора, из трубы стоящей в стороне полевой кухни валил дым, и пахло стряпней. Запах солдатского нужника тоже присутствовал, хотя и не такой сильный, как можно было ожидать, — он скорее угадывался, и при желании на него можно было не обращать внимания.

В тени навесов и хижин стояли машины — трехосный грузовик, приходившийся родным братом тому, который Юрий и его спутники захватили в деревне, а также несколько джипов и пикапов, три из которых были оборудованы пулеметами. Самым мощным из этих отдаленных потомков махновских тачанок был широкий приземистый «хаммер», в открытом кузове которого, задрав к небу длинный, одетый в дырчатый кожух ствол, торчал авиационный «браунинг» пятидесятого калибра. Жестяная коробка с лентой была на месте, из чего следовало, что здесь, в лагере, «бурундуки» ничего не опасаются. «Ну и зря», — подумал Якушев.

От самой большой палатки, над которой Юрий заметил длинную растяжку антенны, к прибывшим уже направлялась небольшая депутация. Возглавлял ее африканец, имевший чуточку более солидный, зрелый вид, чем все «бурундуки», с которыми Юрию довелось столкнуться до этой минуты. Обритый наголо, лоснящийся, как начищенный до блеска сапог, крупный череп украшало камуфляжное кепи с пестрой кокардой, из-под козырька которого поблескивали стекла больших, на пол-лица, солнцезащитных очков; спереди на поясе, заметно его оттягивая, висела большая, основательно исцарапанная и потертая рыжая кобура. На мятых матерчатых погонах поблескивали крупные многолучевые звезды — знаки различия никогда не существовавшей армии фиктивного государства. Похоже, «верхние бурундуки» продолжали увлеченно следовать правилам игры, затеянной их сбежавшим предводителем; впрочем, вполне возможно, им просто не хотелось тратить время и силы, избавляясь от символов своей несостоявшейся государственности.

Начальник патруля, который доставил пленника в лагерь, скороговоркой доложил подошедшему начальству об обстоятельствах задержания. Трое чернокожих вояк, что сопровождали старшего, встретили этот доклад дружным смехом, но их командир даже не улыбнулся. Судя по этой мрачности, он был одним из тех, кто добровольно возложил на себя неприятную обязанность думать о будущем — разумеется, о своем собственном, поскольку думать о будущем независимой республики Верхняя Бурунда явно не имело смысла.

— Кто ты такой? — на местном варианте французского языка спросил у Юрия этот человек, рассеянно листая переданный начальником патруля российский паспорт.

— Я гражданин Российской Федерации, — с достоинством сообщил Якушев. — Я требую немедленно меня освободить. Это произвол! Я буду жаловаться самому президенту М’бутунга!

— Нет М’бутунга, — разглядывая фотографию в паспорте, под дружный смех присутствующих рассеянно проинформировал его собеседник. — Жаловаться мне, моя самый главный. Моя президент, моя главнокомандующий… Моя майор Бвамбе, ты мне говорить: мой господин.