Владимир Удод - Статист

— Мало хорошего, — грустно ответила женщина. — Он, как ребёнок. Часто плачет, капризничает, путает слова, психует по пустякам. Я и обращаюсь с ним, как с ребёнком. Но иногда он удивляет своими взрослыми рассуждениями. Гена ведь понимает, в каком положении он находится. И от этого страдает. Раньше он любил, чтобы я катала его на коляске по деревне, потом вдруг сказал: «Всё, мама, хватит, не могу больше выносить сочувствующие взгляды». И вот уже больше двух лет из дома не выезжаем, как я его ни уговаривала. Последнее время часами разглядывает школьные фотографии. Что удивительно, он всех помнит по именам. И учеников, и учителей. Когда Павел нас нашёл, Гена сразу его узнал. Правда, Павел так и остался для него тем Пашкой, которого он знал ещё по школе и дворовым играм. Так что ты не удивляйся, когда он и тебя будет так воспринимать, иначе он может замкнуться и замолчать. Тогда уже будет бесполезно с ним разговаривать.

— Постараюсь, — заверил Роман. На него нахлынули воспоминания далёкого детства и юности, ему захотелось ими поделиться с мамой старого друга. — Генка был самым спокойным в нашей компании, самым рассудительным и самым мудрым. Он не раз останавливал нас от глупых необдуманных поступков. Помню, мы всей нашей компанией решили забраться в кондитерский цех. Там на лотках остывали заготовки для пирожных. В летнюю жару открывали окна для проветривания. В них мальчишки часто лазили и воровали коржи. Мы тогда считали их героями и пытались им подражать. Братья Поповы настроены были решительно, да и я не хотел от них отстать. Но Генка нас отговорил в самый последний момент. И тем самым спас от больших неприятностей. В тот же вечер другая компания из соседнего двора попалась на месте преступления и загремела в милицию. Моя мама не пережила бы такого позора.

Женщина смахнула набежавшую слезу, грустно вздохнула и сказала:

— Наверное, он тогда думал так же. Гена был честным мальчиком. Никогда мне не врал. Никогда и копейки не взял без спроса. Слова грубого мне не сказал за всю жизнь, славный мой сыночек.

Женщина не выдержала — заплакала. Криницын почувствовал, что к его горлу подступает ком и он сам вот-вот разрыдается. Усилием воли он поборол себя и, стараясь сохранять ровный голос, произнёс:

— Ничего, тёть Зин, пока человек жив, не всё потеряно. Я вам обещаю, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы помочь Геннадию выкарабкаться. А он выкарабкается, я уверен. Он был самым волевым в нашем классе. Мы все покуривали…

— И Гена тоже? — удивилась женщина.

— Тоже, — Роман кивнул и слегка улыбнулся.

— Не знала. А думала, что он никогда мне не врал.

— Он и не врал. Огорчать не хотел, наверное. Так вот однажды Генка в восьмом классе на большой переменке докурил сигарету, растёр окурок и как-то обыденно, без пафоса сказал: «Это была последняя. Кто не бросит — слабак». Бросили все. Вот таким авторитетом он был для нас. Я с той поры так и не закурил.

На дороге появился знак, указывающий направление на Сосновку и сообщающий, что до этого села семнадцать километров. После поворота машина вскоре ощутила разницу между федеральной трассой и дорогой местного значения. Пришлось резко снизить скорость и лавировать среди многочисленных выбоин давно не знавшего ремонта асфальта.

— А ведь я помню эту дорогу вполне приличной, — после очередного ухаба отметил Роман. — Мы на велосипедах сюда ездили всей ватагой. Генка нас к дедушке с бабушкой заманивал малиной и клубникой. Ох, и объедались мы тогда сладкой ягодой! В начале девяностых с витаминами было туго, а тут целый рай. А старики были очень добрые, радовались нашим набегам и в Генке души не чаяли. Для нас это было увлекательное и вкусное путешествие, а для стариков — радость встречи с внуком.

Когда подъехали к селу, Роман покрутил головой, оглядывая местность, и удивлённо спросил:

— А почему село назвали Сосновкой? Меня и раньше удивляло: Сосновка, а ни одной сосны вокруг.

Тётя Зина улыбнулась и ответила:

— Когда-то это был хутор, основанный неким Сосновским, перебравшимся в наши края не то из Польши, не то из Украины. Потом хутор разросся до деревни, а потом и до села. Да тут почти полсела носит фамилию Сосновских. Так что сосны не имеют никакого отношения к названию.

— Понятно, — облегчённо вздохнул Криницын. — Теперь буду знать. А сейчас я попробую сам отыскать ваш дом. Прошло много лет, но я помню, что он был недалеко от клуба, по правую сторону от дороги, с зелёными воротами и пёстрыми деревянными петухами на коньке крыши с двух концов. Петухи-то сохранились?