Владимир Удод - Статист

— И угораздило же тебя полезть за этими чёртовыми цветами! — с досадой воскликнул Роман. — Неужели так важно было перед Галкой выпендриться?

— Нравилась она мне очень, — с тихим вздохом ответил Геннадий. — Х-хотел совершить для н-неё поступок. А она ни разу ко мне не пришла. Ты не видел её п-после?

— Встречал пару раз перед поступлением. Но особо не разговаривал. Кажется, она в Москву поступать собиралась, не то в МГУ, не то в МГИМО. Честно сказать, не помню. Думаю, она поступила. Медалистка всё-таки. А хочешь, я её найду?

— З-зачем? Не надо! У неё своя жизнь. М-мне она ничего не должна.

— Как хочешь. А всё же интересно было бы на неё посмотреть сейчас. Да и на остальных ребят тоже, какими они стали. Я уже больше двух лет на гражданке, а так почти никого и не встречал из наших. Разлетелись кто куда.

— А я хочу увидеть напоследок только самых близких д-друзей. Р-рад, что ты пришёл.

— Ты это «напоследок» брось! Загнуться раньше времени я тебе не дам, даже не думай!

В это время в комнату вошла мама Геннадия с подносом в руках, на котором дымились две чашки, издавая приятный аромат, стоял чайничек, почему-то пахнущий куриным бульоном, а остальное пространство занимали тарелочки с мёдом, печеньем и нарезанными кусочками пирога. Женщина поставила поднос на небольшой старомодный треугольной формы журнальный столик, покрытый ажурной вязаной скатертью, и ласково произнесла:

— Мальчики, подкрепитесь немножко. Как знала — утром курочку сварила. Я Геночке бульон прямо в чайничек налила — с носика пить ему будет удобнее.

— Спасибо, тётя Зина! — поблагодарил Роман. — Присоединяйтесь к нам.

— У меня дела на кухне. Не буду вам мешать. Беседуйте. Вы так давно не виделись… Я пойду. Если что-то будет нужно, зовите, не стесняйтесь.

Глядя вслед уходящей женщине, Криницын тихо произнёс:

— Какая замечательная у тебя мама, Генка. И какой же ты будешь скотиной, если не выпьешь этот чудесный бульон.

Гена впервые за время встречи улыбнулся и уже совсем другим голосом сказал:

— Т-ты всегда умел убеждать. Т-тогда помоги другу сесть поудобнее, а то п-пролью на себя.

Роман помог ему свесить ноги с кровати и, подавая бульон, спросил:

— Ну-ка, признавайся честно, сколько дней уже постишься?

— Н-не считал, — коротко ответил Геннадий, беря слабыми руками чайничек с бульоном. С трудом удерживая его, он наклонил голову и сделал неуверенный глоток. Потом ещё один и, тяжело вздохнув, опустил посудину на колени. У Романа, когда он смотрел на это, снова сжалось сердце.

— Да, брат, вижу, что давно страдаешь ерундой, — отметил он. — Сил совсем нет. Так не пойдёт! Морду набить тебе некому. Хоть бы мать пожалел. Ну ничего, мы это дело поправим. Теперь я тобой буду заниматься часто, плотно и жёстко. Ты мне ещё спасибо скажешь! Так же, как я благодарен тебе за наши длительные велокроссы и турпоходы в детстве. Думаешь, я забыл, как ты покрикивал на нас, чтобы мы не отставали? В жизни мне всё это здорово пригодилось. Пора отдавать долги. Так что готовься, боец, к суровым будням.

— Н-ну, не знаю…

— А тебе и не надо! — прервал нерешительный ответ друга Криницын. — Знать и думать за тебя будут другие. По крайней мере, пока. Пока ты твёрдо не станешь на ноги. А там видно будет.

— Рома, у меня глюки часто бывают. Самое страшное, что я понимаю, что это глюки, но я с ними разговариваю.

— С голодухи ещё не то померещится.

— Нет, голод тут ни п-при чём. Они д-давно ко мне приходят то в виде говорящих ворон, то каких-то людей, к-которых я никогда не знал. А иногда и знакомые п-приходят. Галка — чаще других. Она у меня п-прощения просит, а я у неё. Глюки меня не пугают, п-пугает то, что это не лечится. Это я к тому говорю, чтобы ты с-сильно не напрягался.

— Да ладно тебе! Скажу по секрету, что со мной такое тоже случалось. После ранения. Кто только не посещал мою контуженую голову! О-о, я такое видел, что можно фильмы ужасов снимать. Потом это проходило. Потому что вращался среди реальных людей и не замыкался в себе. Конечно, помогала не съехать с катушек и специальная психологическая подготовка — нас в спецшколе учили. Но, думаю, больше всего это зависит от желания человека и мотивации. Предположим, желания у тебя сейчас никакого нет, оно подавлено длительной болезнью, но мотивации — хоть отбавляй!

— К-какой ещё м-мотивации? — недоверчиво спросил Геннадий.

— А мама! А друзья! А доказать самому себе, что не слабак! Тебе всего лишь тридцать с небольшим! Ещё можно многое успеть! — Роман начал горячиться. В комнату заглянула испуганная Зинаида Сергеевна и поинтересовалась, не надо ли чего. В ответ Роман поблагодарил и продолжил уже спокойным голосом: — Поверь мне, Гена, я видел людей в гораздо худшем положении. Их бросали жёны, их забывали дети. У них не было своего угла. Я тебе одну историю расскажу — не для красного словца, а для размышления. Получил я первое ранение на втором году службы. Порезали меня слегка чечены. Со мной в госпитале лежал такой же молодой лейтенант, как и я, только с ампутированными ногами по самое некуда. Сашкой звали. Родных у него не было, а жена бросила сразу, как только узнала о ранении. Он то таблетками травился, то полотенцем хотел удавиться, то нож у меня стащил, чтобы ночью втихаря вены себе вскрыть. Я вовремя обнаружил пропажу и не посмотрел, что он инвалид, — врезал по роже от души. После мы подружились крепко. А через пару лет он мне прислал фотографию, где он с женой-красавицей и ребёнком на руках. А сейчас у него уже четверо детей. Он в школе историю преподаёт. Я спросил его: «Сашка, как тебе это удалось?». На что он мне ответил: «Как только жалеть себя перестал, так всё сразу пошло на лад». Вот так вот, дорогой мой друг Генка.