Андрей Воронин - Хранитель света

Александр Евгеньевич Ковалев действительно был полковником — до того, естественно, как его вежливо попросили сдать удостоверение и личное оружие. За чистоту рядов боролись, твари, и, как оно и случается в подобных случаях, вычистили отнюдь не самого грязного, а того, кто в данный момент был в немилости у начальства. А что небольшой счет в Швейцарии имел, так кто их нынче не имеет?

Долго горевать Александр Евгеньевич не стал, а пошел прямо к банкиру Казакову, с которым и раньше имел взаимовыгодные дела, и так ему и сказал: «Здравия желаю, Андрей Васильевич, меня по вашей милости попросили из органов, так что вы думаете по этому поводу?» Казаков, при всех его многочисленных недостатках, дураком не был и сразу предложил ему пост начальника службы безопасности своего банка. Работа была, в общем, непыльная, попроще той, которой Александр Евгеньевич занимался на прежней службе, и при этом живая и интересная. Именно тогда к Ковалеву и прилипло его нынешнее прозвище: господин банкир постарался, память на имена у него была отвратительная, и всем своим подчиненным он давал клички, прямо как домашней скотине — Бухгалтер, Сыч (Сычев, начальник кредитного отдела), Шуба (Шубин, референт), Полковник…

Случалось Полковнику проворачивать для Казакова и некоторые деликатные дела, наподобие нынешнего. Хотя нынешнее дело пока что не доставило ему каких-то хлопот. Выследить Дашу Казакову и ее любовника оказалось проще пареной репы. Посетив университетское начальство и кое-что уточнив, Полковник прямиком направился в женское общежитие и вплотную взялся за Дашиных подруг. Справки о них он навел заранее, и это ему пригодилось. Одна из девушек, дочка богатенького московского предпринимателя, при упоминании Дашиного имени сразу поскучнела, и, быстро закончив с остальными, Полковник принялся за нее.

Девчонка не скрывала, что была лучшей Дашиной подругой, но дальше этого дело поначалу не пошло. Она была приветлива, всем сердцем хотела помочь, выглядела обеспокоенной Дашиным затянувшимся отсутствием, но решительно не представляла, куда та могла подеваться. Девица получила хорошее воспитание и недурно умела владеть собой, но где ей было тягаться с Полковником! Что такое женская дружба и солидарность, он знал прекрасно, собеседницу свою видел насквозь и не сомневался, что она и есть пресловутая наперсница, хранительница всех без исключения секретов и главная советчица, без которой не может обойтись ни одна баба моложе тридцати лет. Да и после тридцати мало кто обходится…

Словом, Полковник слегка поднажал, и, как он и ожидал, девчонка принялась хамить: кто вы такой, да что вам надо, да какое, вообще, вы имеете право… Это была очередная принцесса, выросшая в наглухо закупоренной хрустальной шкатулке, вечно оберегаемая папашиными деньгами от грубых реалий повседневной жизни, и она ни в какую не желала понимать, почему это человек, которому она ясно сказала: «Отстань», от нее упорно не отстает.

Тогда-то Полковник и познакомил эту соплячку с некоторыми из упомянутых реалий. Кратко, сухо и предельно корректно он объяснил ей, в какой зависимости находится фирма ее папочки от «Казбанка», названного по имени его владельца, Андрея Васильевича Казакова, Дашиного отца. Зависимость была прямая, это Полковник позаботился узнать заранее. Растолковав притихшей принцессе несложный механизм этой зависимости, Полковник добавил, что если Андрей Васильевич обидится, то в течение какой-нибудь недели у нее не останется денег не только на дальнейшее обучение в Сорбонне, но даже и на гигиенические тампоны. Он так и сказал: «На тампоны», и эта преднамеренная грубость стала последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Девчонка разрыдалась и выложила все как на духу — и про квартиру в Париже, и про коттедж в Бельгии, и про машину, и про украинского парубка по имени Денис.

Всего и делов-то. Право, с Берсеньевым было труднее, не говоря уже о допросах, которые Полковнику приходилось вести на его прежней работе. Тогда у него были настоящие оппоненты — не то что двадцатилетняя соплячка и спившийся отставной шпион…

Когда он выбрался с заправочной станции и выехал на шоссе, уже совсем стемнело. За разговором с Казаковым Полковник забыл даже выпить кофе, а день выдался тяжелый, да и возраст давал себя знать — глаза у него слипались, и он очень жалел, что нельзя, как раньше, просто принять таблетку кофеина. Кофеина теперь в аптеках не достать; да его там никогда и не было, в обычных аптеках для простых смертных. Да, что ни говори, а те подонки из службы внутренних расследований многого его лишили — например, полноценного и притом бесплатного медицинского обслуживания. А старость подкрадывается — и суставы уже не те, и сосуды, и печень что-то пошаливает… И нельзя, как когда-то, между делом забежать в ведомственную аптеку и получить упаковочку кофеинчика или даже чего-нибудь посильнее, чтобы принять таблетку и трое суток быть как огурчик, чтобы сна ни в одном глазу и чтобы голова работала четко, как суперсовременный компьютер в Центре управления полетами…