Евгений Сухов - Агент немецкой разведки

Немчин, увидев Липского, отвернулся и сделал вид, что никогда в жизни с ним не встре– чался.

Остальной контингент подготовительного отделения будущей диверсионной школы был весьма разношерстным: человек десять такие же, как Виктор, штатские, с глубокой обидой за душой на советскую власть, готовые против нее бороться и мстить. И семь человек – военнопленные из концентрационных лагерей: четверо из полтавского, что находился на окраине города в районе Берековки, двое – из харьковского, устроенного немцами в тюрьме на Холодной Горе по Полтавскому шляху, и один из концлагеря под Славянском. Всех их можно было распознать по изнуренному виду и затравленному взгляду, а бывший военнопленный из лагеря под Славянском не спускал взора с Немчина, одетого в полицейскую форму. Верно, досталось ему от сослуживцев Немчина с верхом…

Первым делом на каждого будущего агента заполнялась анкета. Немцы порядок любили и чтили, к тому же надо знать, с кем имеешь дело. Сразу начались занятия, пока теоретические, – вводили в курс разведывательного и диверсионного мероприятий. Проводил их уже известный многим слушателям курсов Роман Антонович «Черный» (здесь никто никого не называл по настоящим фамилиям) и бывший старший лейтенант Красной армии «Попов», уже дважды побывавший с заданиями за линией фронта и успешно их выполнивший.

Имелся в расписании занятий и политчас. Политзанятия проводили зондерфюрер Нибор, представившийся будущим курсантам диверсионной школы Германом Яковлевичем, и бывший харьковский профессор Борис Петрович Михайлов, отбывший шесть лет в исправительно-трудовых лагерях за принадлежность к эсеровской контрреволюционной организации, руководимой заграничным центром Украинской партии социалистов-революционеров.

Политзанятия, собственно, сводились к идеологической обработке будущих курсантов. Оба преподавателя вполне искренне, веря в то, что они говорили, внушали вполне взрослым людям, что большевистский режим держался только насилием и произволом, включая убийства, прикрываемые политическими мотивами. Что Красная армия терпит поражение по всем фронтам, поскольку ее солдатам не за что воевать: у них нет ничего в собственности, поэтому понятие «Родина» расплывчато и аморфно, а воевать за Сталина солдаты не хотят, поскольку для многих из них Сталин – тиран и деспот, держит в лагерях и тюрьмах кого-либо из их близких. Что германский солдат воюет не против народа, а против жидо-коммунистического правительства, несущего народам Советского Союза лишь горе и несчастья. И что помогать немецким солдатам освобождать порабощенные большевистским режимом земли и нести освобожденным от сталинской тирании народам свободу и справедливость – и почетно, и выгодно, поскольку германские власти умеют быть благодарными и никогда не забывают заслуг тех, кто им помогает в их борьбе против гидры большевизма.

Кто-то слушал эти лекции вполуха, как привык это делать раньше, при советской власти, кто-то задумывался над сказанным, кто-то начинал этому верить. Когда день за днем втемяшивают в голову одно и то же, поневоле станешь верить в сказанное. Верили же люди в советскую пропаганду. Например, в то, что «от тайги до британских морей Красная армия всех сильней». А что на поверку оказалось?

Часто на таких занятиях присутствовал начальник подготовительного отделения зондерфюрер Грайф. Немец, он вряд ли понимал то, что говорилось на политчасе. Однако, наблюдая за лицами будущих курсантов, Грайф мог в какой-то степени оценивать эффективность таких занятий.

В город из подготовительного отделения не отпускали, разве что вывозили в свободное время на территорию бывшего мужского монастыря на хозработы. Ведь диверсионная школа должна была разместиться именно здесь, в стенах и на территории монастыря.

На занятия в подготовительное отделение несколько раз приходил еще один немец в чине капитана. Звали его доктор Франц Лун. В каких науках он преуспел, получив такую степень или звание, курсантам было неизвестно, да и не положено знать. Доктора Луна, сними он военный мундир, вполне можно было принять за университетского преподавателя или даже школьного учителя. Он был полноват, имел благодушное выражение лица, и если бы не глаза, которые иногда смотрели остро и холодно, его можно было принять за добряка, которого по случаю войны оторвали от педагогических занятий и обрядили в военную форму.

По-русски Франц Лун понимал и неплохо изъяснялся. Случалось, он беседовал один на один с кем-либо из будущих курсантов школы, решая, очевидно, быть тому действительно курсантом или нет. Капитан Лун имел на такие беседы полное право, поскольку скоро выяснилось, что именно он получил назначение на должность начальника Полтавской диверсионной школы. На третьей неделе обучения на подготовительном отделении побеседовал доктор Лун и с Виктором Липским. Именно капитан Франц Лун дал Липскому кличку, под которой тот стал числиться в школе, – «Анахорет». И произошло это отнюдь не случайно, поскольку за время обучения в отделении Виктор ни с кем не сошелся и компаний ни с кем не водил. Даже со своим знакомым Колей Макаровым он держал дистанцию и отличался от других обучающихся в отделении крайним немногословием и нелюдимостью. За это в отделении его прозвали Сычом. С этими двумя кличками – «Сыч» и «Анахорет» – Виктор Липский и был зачислен в диверсионную школу.