Александр Тамоников - По следу кровавого доктора

На западной окраине Кенигсберга тоже наблюдалась активность. Изредка ветер доносил отзвуки выстрелов. Мелькали фигурки в пространстве между зданиями и деревьями. Вдоль берега по дороге, навстречу тягачу с артиллерийским орудием, ехал открытый «газик».

Капитан спустился вниз. Еремеев поддержал его, помог устоять на ногах. Они побежали за угол, к своим.

У западной стены разрушенного цеха наблюдалась вполне нормальная деловая активность. Кобзарь соорудил себе костыль и проводил его последние испытания перед отправкой в путь. В лице у старшего лейтенанта не было ни кровиночки, но Павел как-то постеснялся предложить ему остаться здесь, не хотел выслушивать брань в свой адрес.

Филимонов и Вахмянин набивали подсумки немецкими магазинами. В траве под обрывом блуждали Авдеев и сержант Малахов. Они заметили, что капитан вернулся, и полезли обратно.

— Товарищ капитан, мы тропу обнаружили, по которой они ушли, — с оптимизмом сообщил Авдеев. — Она и без них была заметна, вон туда, через кусты шла, так они ее еще больше протоптали. Нам теперь и собака не нужна. Так немцев догоним!

— Вперед! — приказал Никольский и махнул рукой. — Дистанция до противника — примерно две с половиной версты. Движемся быстро, но при этом максимально осторожно. Какая только публика тут не шатается!

Тропа петляла по зарослям низкорослого леса. Здесь не было такой бурной растительности, как в средней полосе России, но сохранились участки нетронутой природы. Бойцы дважды пересекали овраги, напились из ручья.

Вахмянин двигался в дозоре, проверял тропу на предмет взрывающихся сюрпризов, докладывал о ситуации смешными птичьими криками.

За оврагом в низине Никольский приказал сделать привал. Люди падали без задних ног, молитвенно смотрели на кроны старых ив. Вахмянин полежал минутку и добровольно убрался в дозор. Остальные достали папиросы, задымили.

— Кто не работает — тот курит, — глубокомысленно изрек Еремеев.

Часы показывали начало четвертого. День летел как угорелый.

Не сказать, что старший лейтенант Кобзарь сильно тормозил группу. Он исправно продвигался вперед, непечатные слова выдавал в приемлемых количествах, но смотреть на него без жалости было невозможно. Боль ломала человека, но с упрямством у контрразведчика все было в порядке. Он привалился к пригорку, вытянул ногу, прерывисто дышал.

— Может, останешься? — осторожно спросил Павел. — На обратном пути заберем. Или сам помалу ковыляй. Посмотри на себя.

— Этой темы мы больше не касаемся! — заявил Кобзарь и со злостью покосился на Павла. — Да, ты старший, имеешь право отдавать приказы, но сегодня давай без этого, хорошо? Не для того уже двое суток бултыхаюсь с вами.

— Бунт на корабле! — с ухмылкой проговорил Еремеев. — Какое циничное неподчинение старшему по званию! Проработаем этого типа на собрании коллектива, товарищ капитан?

— Да ладно вам, закройте тему, — огрызнулся Кобзарь. — Иду ведь, не задерживаю. Какая вам забота, что и где у меня болит? Обычный вывих голяшки, ничего не сломано. — Он сделал попытку сменить позу и вздрогнул от резкой боли.

— Обычный вывих, значит, товарищ старший лейтенант, — задумчиво проговорил сержант Малахов и как-то довольно хищно уставился на Кобзаря.

Тот занервничал под пронырливым взглядом и заявил:

— Эй, ты чего, сержант? Приказа не было!..

— Надеюсь, будет? — Малахов вопросительно глянул на Никольского. Тот пожал плечами. — Я до войны медбратом работал, мечтал поступить в мединститут, заделаться знаменитым врачом. Ложитесь поудобнее, товарищ старший лейтенант, — решился сержант. — Будем править ваш вывих.

Кобзарь ругался, отбивался, рычал, что его болезнь, как и колхоз, дело добровольное. Но товарищи обступили его, не оставили никаких шансов.

— Вы, сатрапы, руки прочь от моей ноги! — Он вяло сопротивлялся, но уже смирился, вытянулся под пригорком.

К страдальцу подполз на корточках ухмыляющийся Еремеев, стал стаскивать с него сапог.

— Не волнуйтесь вы так, товарищ старший лейтенант, — проурчал Малахов, угнездился рядом с больным и стал мягкими движениями ощупывать распухшую ногу. — Так-так, все понятно. Вы не переживайте, больно не будет, всего лишь чуть-чуть, да и то я предупрежу, — сказал он и со всей дури, с изворотом дернул ногу.

Кобзарь взвыл, изогнулся дугой, пот хлестанул с его лба.

— Ты, медсестра хренова! — Игорь проглатывал слова, давился кашлем. — Костолом несчастный, будь ты проклят, мать твою, за решеткой сгною, падла!