Александр Тамоников - По следу кровавого доктора

— Тринадцать в общей сложности.

— Хреново. — Сержант почесал переносицу. — А нас одиннадцать, не считая собаки.

— Нужно обойти, не светиться на открытом месте. Впрочем, сам решай, сержант. Искусство боя — не мой конек. У меня другая специализация. Можем упустить врага, и даже собака нам не поможет. Ты парень сообразительный, грамотный, всю войну прошел. Принимай решение, веди бойцов. Мы за тобой.

— Вроде тихо. — Малахов высунул нос, поводил им по сторонам. — Они же не знают, что мы у них на хвосте висим. Если и в курсе, то не догадываются, что так близко. Думаю, проскочим, товарищ капитан. На обход только время терять. Полторы минуты страха, и мы на том конце.

Никольский тоже не хотел терять время. Ведь уйдут же эти твари! Он напрягся, готовясь к рывку.

Малахов махнул рукой. Люди поднялись и бросились вперед.

Павел перепрыгнул через плиту и устремился в проход вместе со всеми.

Сомнения остались в голове капитана, но он их гнал. А когда Елка с угрожающим рычанием сменила направление и кинулась на гору битых кирпичей, его как из ушата ледяной водой окатили.

— Назад! — истошно заорал Павел.

Его люди успели пробежать лишь пятьдесят метров, даже толком не разогнались. И тут привет. Началось в колхозе утро! Немцы стреляли в упор с правой гряды, не жалели патронов, били длинными очередями, швыряли гранаты-колотушки.

Возможно, там притаились не все эсэсовцы, но значительной силы и не требовалось, хватило внезапности и короткой дистанции. Немцы знали, что они здесь, как-то поняли, почуяли. Шквал огня валил людей, как картонных солдатиков. Их застали врасплох.

Первой покатилась с горы овчарка Елка. Она извивалась на спине, обливалась кровью, протяжно скулила. Возницкий выпустил поводок, схватился за автомат, потом — за простреленный живот и рухнул плашмя, носом в кирпич.

Павла закружило. Он куда-то стрелял из автомата, метался, качал маятник, который в данную минуту был так же уместен, как седло на корове. Стыд и позор, товарищ капитан! Убьют тебя, и правильно сделают!

Вокруг него метались, падали люди. Повалился Кобзарь, выронил автомат, орал дурным голосом. Подрагивал Голуб, прошитый очередью. Фуфайка на нем насыщалась кровью, теперь уже своей. Валялся, раскинув руки, Шаркун, убитый в голову. Он даже не понял, что произошло. Куда-то полз Дорощенко, раненный в ногу, но не добрался до цели. Одна очередь продырявила его телогрейку в районе поясницы, другая раскроила затылок.

Капитан не замечал, что творится вокруг, стрелял из автомата по гребню мусорного вала, спешил извести магазин, хоть кого-нибудь убить. У него не было никаких сомнений в том, что сейчас он тоже погибнет.

Да и поделом ему! Зачем послушал сержанта?! Ведь хотел втихую обойти немцев, сохранить людей.

Пули летели мимо. Одна зацепила рукав, выдрала клок материи. Другая сбила фуражку. Не гнаться же за ней.

Вдруг он заметил краем глаза, как Филимонов нырнул в технологическую яму. За ним туда прыгнул кто-то еще. Закопуха солидная, полтора на пять, и в глубину неизвестно сколько. Филимонов уже был в ней, тянул за шиворот орущего Кобзаря, схватил его двумя руками, стащил вниз.

Павел помчался к этой яме, с разбега ухнул в нее, рискуя переломать все кости. Яма метра полтора глубиной, под ногами груды битых стройматериалов, часть решетки вентиляционной отдушины. Хорошо, что Филимонов успел поддержать, иначе весь переломался бы. Ноги капитана охватила тупая боль. Он ударился затылком, но стерпел, остался в сознании.

Пока Никольский искал автомат и свои ноги, Филимонов бегал по краю ямы, лупил короткими очередями. Враг обрушил на канаву плотный огонь, столбом стояла кирпичная пыль. Кобзарь казался какой-то мумией, обсыпанной белым налетом. Он стонал, пытался подняться.

— Игорь, что с тобой? — проорал капитан, подставляя товарищу плечо. — Тебя зацепили? Ранили?

— Ногу подвернул, командир, — простонал Кобзарь. — Болит, как последняя сука.

— Это все?

— А разве мало? — разозлился Кобзарь. — Тебя больше устроило бы, если бы немцы меня пристрелили? Где мы, командир? Что за яма такая?

— Оркестровая, — буркнул Павел, оставляя Кобзаря в покое.

Пальба вроде притихла. Он высунулся на пару мгновений и едва успел рухнуть. Рой сердитых ос пронесся над его головой.

— Товарищ капитан, не делайте этого! — крикнул Филимонов с другого конца ямы.

Он сидел на корточках, иногда приподнимался, высовывал ствол и выпускал наудачу несколько пуль.