Александр Тамоников - По следу кровавого доктора

— Ладно, хватит ржать, — прервал наметившееся веселье сержант. — По одному — вперед. Только осторожнее, братцы, а то не ровен час!..

Вереница людей устремилась наверх. Павел перелезал через груды обломков, старался держаться подальше от металлических штырей, выверял каждый шаг.

Вдруг впереди раздался шум. Там что-то случилось. Бахтияров, следующий за Вахмяниным, допустил оплошку. Он сделал неловкое движение, схватился за край плиты, а тот оторвался от нее. Разведчик потерял равновесие, глухо ахнул, замахал руками, отступил на шаг, чтобы удержаться. Люди опомниться не успели, а он уже катился вниз.

Филимонов охнул, подался вбок, устоял.

Падение было недолгим, его остановил изогнутый штырь. Никто не успел прийти на помощь. Недолог оказался век Бахтиярова вопреки пророчеству сержанта. Он лежал, пропоротый штырем почти насквозь, не мог продохнуть, глотал кровь.

— Мать моя, я и подумать не успел!.. — Филимонов наливался бледностью.

Но что он мог сделать? Только и успел отпрыгнуть.

Сержант Малахов, нагнулся над умирающим солдатом и быстро оценил ситуацию. Да, никаких шансов. Нельзя снимать человека со штыря. Он кровью изойдет и все равно погибнет.

— Что со мной, товарищ сержант? — прохрипел Бахтияров. — Больно, сводит все. Дышать трудно. Держит что-то. Помогите встать.

— Все в порядке, Ахмет, полежи. — Малахов сглотнул. — Отдохни, потом мы тебя поднимем. Ранение пустяковое, оклемаешься.

— Ну ладно тогда, а то я испугался. — Бахтияров выдохнул, попытался улыбнуться, закашлялся.

Кровь потекла с его губ. Судорога прошла по телу. Бахтияров недоуменно посмотрел на Малахова, что-то вдруг сообразил, схватил сержанта за рукав. Солдата затрясло, глаза его затянулись мутью. И вдруг все кончилось, оборвалось. Бахтияров расслабился, обмяк, свесилась голова.

— Вот черт, — пробормотал осанистый Авдеев, утирая ладонью вспотевшую голову. — У Ахмета четверо детей в Казани. Мог не ходить в армию, бронь бы дали, а добровольцем записался, почти всю войну прошел. Товарищ сержант, не оставлять же его здесь?

— Это самое, — вдруг ломающимся голосом сказал Голуб и потупился. — Мне бы его одежду снять. А то окочурюсь в своей, она колом стоит, не просыхает. Пневмонию подхвачу, не могу уже терпеть, холодно, парни.

— Отставить! — Малахов со злостью уставился на подчиненного. — Поимей уважение к мертвому товарищу. Лучше сними его со штыря да укрой чем-нибудь.

— Нет, сержант, это тебе отставить надо, — резко бросил Павел. — Мертвых мы уважаем, но ты о живых думай. Они — наша главная ценность. Бойцы, помогите Голубу перенести погибшего. Переодевайся, солдат, если тебя не смущает, что там все в крови. Да поспешай, а то торопимся.

Утопленника уже ничто не смущало. У него зуб на зуб не попадал, холод въелся в организм, вызывал безразличие, замедление реакции.

После небольшой заминки поредевший отряд вновь отправился в путь. Голуб стыдливо завернулся в плащ-палатку, его уже почти не лихорадило. Люди тщательно выверяли тропу, не гнушались опускаться на четвереньки, завидовали Елке, у которой не было никаких проблем.

Подземелье никак не кончалось. Время неумолимо отмеряло минуты и часы.

Очередной привал растянулся на пятнадцать минут. Люди слабели. Кобзарь начал кашлять, плевался кровью и со злостью смотрел на командира, который так некстати собрался выразить ему участие. Садились батарейки в фонарях. Многие из них уже превратились в бесполезные железки.

Бой в галерее сожрал немало боеприпасов, но теперь хотя бы идти было легче. Проход сузился. Красноармейцы протискивались через переплетения ржавых труб, вентильных устройств.

Никто уже не задумывался о том, что находится наверху. Катакомбы под городом рылись веками. У средневековых пруссаков, наверное, было такое развлечение. Промышленных предприятий за пределами городской черты имелось предостаточно.

Елка глухо зарычала и вдруг рванулась вперед. Возницкий едва удержал поводок.

— Что это с ней? — спросил Еремеев.

Собака вела себя беспокойно, нервничала, вилась кругами. Это было странно. Еще минуту назад она едва волочила ноги.

В горле у капитана Никольского вдруг стало сухо.

Бойцы рассредоточились по коридору, прятались в нишах и за массивными запорными устройствами.

«Над нами снова какой-то завод», — подумал Никольский.

Бледный луч выхватывал из темноты лица, серые от усталости, покрытые разводами грязи вперемешку с потом. Солдаты щурились, раздраженно отворачивались. Шаркун, пользуясь передышкой, закрыл глаза, ловил фазу быстрого сна.