Александр Тамоников - Нетленный

Окраина деревни спала мертвым сном. Где-то далеко мычали коровы, кукарекал петух. Мы выбрались из моря травы и у самой лесополосы вышли на заросший чертополохом проселок. Дорога по диагонали уходила от деревни. Мы пробежали кустарник, зацепили опушку и через пару минут вышли к заброшенному старому амбару.

Здесь когда-то было фермерское хозяйство, но все зачахло еще в славные 90-е. Здание кирпичное, но кладка еле держалась. Шифер с крыши давно сдуло, обнажились деревянные стропила. Дверь отсутствовала, окна выглядели так, словно их подвергли массированному артобстрелу. Фундамент вдавился в землю, зарос сорняками. Дорога вела именно сюда, упиралась в обрушенные ворота и гору мусора.

Пацан сделал заговорщицкое лицо, поманил пальцем. Мы по одному просочились в здание. Внутри было еще хуже, чем снаружи. Лепешки известки, ржавчина, ветхие столбы, подпирающие остатки кровли. Валялись обрывки картона, окаменевшие мешки с цементом. Пространство разгорожено на секции листами жести.

Паренек балансировал по центральному желобу. Мы шли за ним, спотыкались. Я на всякий случай приготовил пистолет – неизвестно, что на уме у охочей до денег деревенской шпаны.

В предпоследнем отсеке в куче прелой соломы находился живой человек! Мы встали, как вкопанные, а Пашка снисходительно ухмылялся, довольный произведенным эффектом. Этот парень, ей-богу, заслужил вторую купюру.

Я осторожно подошел, приказав Варваре не лезть в первые ряды. Мужчина заскулил, съежился, что-то сдавленно выдавил и закашлялся. Он представлял убогое зрелище! Еще молодой, по уши в грязи, взъерошенный, он лежал, свернувшись в позу зародыша, и подрагивал. Когда обнаружил посторонних, отполз к стене, прижался к ней. В глазах стоял пещерный страх. Он умирал от страха, прятал лицо в ворот куртки, закрывался скрещенными руками. Что-то знакомое виделось в его лице, которое вживую я никогда не имел чести лицезреть.

Я сделал примиряющий жест – мол, не собираюсь тебя трогать, дружище, отыскал глазами спутников.

– Василий, – подтвердила Варвара, – Василий Злобин собственной персоной. Живой… – и с облегчением выдохнула: – Хоть кто-то живой.

Парню явно не посчастливилось. Кто же знал, что логичное желание продать артефакт выльется в столь дикое безобразие? Это было не три герца, и даже не пять, а гораздо больше. Видимо, заслужил, может, в драку полез или сбежать порывался.

– Василий, успокойтесь, все в порядке, – попытался я наладить канал общения с пострадавшим. – Мы друзья, мы прибыли из Новосибирска, чтобы вас спасти и вылечить. Вы понимаете, что происходит? Можете что-нибудь сказать?

Ни черта он не мог сказать! Стоило мне к нему потянуться, как он снова сжался, затрясся. Он не мог иначе, воля и самообладание были полностью парализованы, хорошо хоть, мозг не взорвался. И со мной на его месте случилось бы то же самое, и с любым человеком. Он себя не контролировал, плохо понимал, что происходит. Выходить из этой клетки Василий не собирался – он просто боялся. Как он сюда пришел, уму непостижимо. Пробиться через стену не получалось, он отползал в угол, заворачивался в кокон.

– Ага, это он, тот самый мужик, которому дом Злобиных в наследство достался, – сообщил паренек. – Видел я его пару раз… И позавчера он тут фестивалил, это он по ходу вырвался от тех дядек и в дом рванул, да его поймали.

– Когда ты его нашел?

– Сегодня, – твердо заявил пацан, – где-то час назад. Мимо проходил, слышу, стонет кто-то, иначе чего бы я сюда поперся? Захожу, а он такой: боится всего, трясется, шарахается и ни хрена не понимает… Крыша у него ту-ту, да? – Паренек выразительно постучал по черепушке.

– Вроде того, – пробормотал я. – Ты никому не сообщал?

– Да кому бы я сообщил? – фыркнул Пашка. – Ну, хотел, чего уж там, не фашист же, – признался малец. – Смотрю, нераненый, неушибленный, только дурак дураком. Звал его с собой – он ни в какую, рожу прячет, отмахивается. Иду и думаю, кому о нем рассказать. А тут вы опять на окраине шуруете. Ну, и задержался.

– Держи, – я протянул пареньку недостающую половинку тысячи, – заработал, Пашка, спасибо. Не делай ничего, мы сами его к врачу отвезем. И вообще, держись подальше. Тебе же не нужны крупные неприятности? Больше не припас для нас сюрпризов?

У пацаненка от радости блестели глаза. Целое состояние свалилось! Он прибрал купюру, задумался, помотал головой.

– Больше вроде ничего…

– Тогда дуй отсюда, дальше без тебя справимся. – Я развернул Пашку на сто восемьдесят и подтолкнул к выходу из загородки. – Дуй, я не шучу, и не вздумай возвращаться. Никому ни слова.