Анна Оранская - Скажи смерти «Да»

“Ольге Сергеевой-Ланской. Поздравляем с наследством. Привет от мамы с папой. Завтра в 14.00 там же”.

Верчу вылезшую из факса бумажку, вглядываясь в слова, и мысли путаются. Как всегда, три часа ночи, двадцатое января, и я никак не думала, что они объявятся так быстро, верила, что этот номер они хрен раскроют. Как? Откуда? Или не такие тупые они быки, как предполагала я, как говорил Кореец и Ханли заодно?

Да и неважно, как они узнали этот номер. Другое важно: что все тайное стало явным. Все, что я тщательно скрывала, им теперь известно. Откуда, мать их, откуда, как они это раскопали, твари?! Пыталась успокоить себя, что, может, они просто тыкают пальцем в небо, попав неожиданно для самих себя и не догадываясь о попадании, — но что-то не успокаиваюсь. Страшно стало, и такое ощущение, словно я в гигантском черном мешке, в мрачной западне с отвесными стенами, и сейчас появится что-то жуткое наверху, намереваясь спрыгнуть ко мне, а бежать мне некуда.

И вправду некуда — все, кончились ходы. Я приперта к стене, и единственный шаг — вперед, на них. Только сделать я его не могу, потому что не на кого опереться и нет ничего в руках. Не могу, но должна, иначе все, что остается, это встать на колени и низко склонить голову, прося пощады, или трусливо повернуться к страху спиной. А такого не будет — уж лучше пуля, чем такое.

Спохватываюсь, когда обнаруживаю, что стою у окна со стаканом в руке, позвякивая нервно льдом, и пью уже, как минимум, вторую порцию. Ни к чему это сейчас, мне вставать через семь часов и ехать на важнейшую, быть может, в моей жизни встречу — но и остановиться тоже не могу и потому наполняю опустевший стакан на три пальца.

От виски чуть легче становится, удается как-то загнать вырвавшуюся панику внутрь, хотя она и в клети не успокаивается, расшатывая слабые, не успевшие окрепнуть стены, вот-вот грозящие рухнуть и выпустить ее, и дать ей захватить меня изнутри целиком. И даже в эту минуту я трезво отдаю себе отчет в том, что будет, если это случится: пара дорожек кокаина и несколько порций виски — и ни на какую встречу я не поеду, и тогда…

“И что тогда? — любопытствует та моя часть, которая жаждет этого временного избавления от страхов, мечтая забыться хоть ненадолго. — Ну не поедешь, и что?”

И в самом деле — ничего. Пошлют еще один факс — каким бы путем они не узнали этот номер, они не могут быть до конца уверены, что он правильный, сама-то только что в этом удостоверилась, когда пришло послание, так-то и не звонил по нему никто. Да и мало ли когда я его увидела — может, в двенадцать дня, может, я ложусь рано и встаю поздно, и факсовый аппарат проверяю вообще редко? А значит, есть время для передышки, для подготовки к очередному, последнему, скорее всего, раунду. И при мысли этой медленно допиваю остатки виски и наливаю снова.

“А что тебе даст эта передышка?” — интересуюсь у себя самой. Ну напьешься сегодня, нанюхаешься — завтра будешь полдня приходить в себя и чувствовать себя еще тяжелее, потому что ожидание смерти хуже самой смерти. И будешь с нетерпением и страхом ждать нового послания и одновременно молить, чтобы оно пришло поскорее или не приходило вовсе. Так что ехать надо — а значит, эта порция последняя, ну хорошо — предпоследняя.

Вышло не совсем так, конечно: еще две порции понадобились, чтобы обрести возможность мыслить более-менее четко, потому что надо было все по полочкам разложить, по крайней мере, насколько это возможно. Игра ведь уже хреновая пошла, на встрече идти придется как по канату, и стоит только оступиться… Они ведь уверены, что я оступлюсь, что своим факсом вывели меня из равновесия, что мне по шоссе широченному ровно не пройти теперь, не то что по узкой веревке.

Что ж, удар и вправду был сильный. И я теперь — как это у боксеров называется, мне еще Кореец объяснял? — несостоявшийся русский Тайсон, сменивший ринг на куда более опасные улицы. Вот, я теперь в состоянии “грогги”, так, кажется: это когда после пропущенного удара ведет и шатает из стороны в сторону, и все плывет в голове. Танк с перебитой гусеницей, а не человек — или слепой, которого смеха ради раскрутили как следует и оставили.

Ладно, чего сейчас гадать, как они это узнали? Другое важно — чем мне грозит их открытие? Только тем, что у них появилось лишнее доказательство: они знают, что у меня был повод мстить Кронину. Это — во-первых, а во-вторых, у них теперь есть возможность контролировать меня, угрожая моим родителям. Я ж не лохиня, понимаю, при чем тут “привет от мамы с папой” — это ж на самом деле фраза “рыпнешься — завалим их”. И убьют — не поможет то, что отец — генерал милиции. Если уж прекрасно охраняемых банкиров убивают — помню, начиталась и насмотрелась всякой чернухи, пока была в Москве, — то убить разъезжающего на служебной “Волге” с водителем генерала — им раз плюнуть.