Резко поворачиваю вслед за Рэем, перед поворотом убеждаясь, что оторвалась от преследователей метров на двести-триста, — улица пустынная, и не было больше никого сзади, и очень надеюсь, что это они. Торможу, не выключая фар и включив аварийную сигнализацию, и закрываюсь изнутри, и снова закуриваю, только вот окно чуть приподнимаю, чтобы руку в него просунуть было нельзя. И смотрю, как Рэй проезжает метров пять вперед и сворачивает в арку направо, оставив меня одну. Больше он ничего не говорил — кроме того, что, как только начнется конфликт, я тут же должна сорваться с места и въехать в ту же самую арку и нестись домой не оглядываясь.
Осматриваюсь, опустошая голову. Не нравится мне здесь — тут оказаться в такое время, наверное, стремно и без преследователей на хвосте. Темно, ни души, словно это необитаемый квартал, Зона из некогда нравившегося мне “Пикника на обочине”. Железные баки, доверху набитые какими-то пакетами, дымок от тлеющего мусора, зловонные на вид лужи, и тоскливое кошачье мяуканье, свидетельствующее, видимо, о сексуальной неудовлетворенности. И нечеткий свет фар сзади, там, откуда только что свернула.
Проскочили, идиоты! Вижу в зеркало заднего вида, как они пролетают мимо — если это они, конечно, — и от злости чуть не нажимаю на сигнал, чтобы самой себя обнаружить. Неужели все сначала? Неужели зря гоняли столько? Или…
Возвращаются — по крайней мере, кто-то возвращается, слышен шум мотора в тяжелой тишине. И точно: вижу в зеркало сдающую назад машину. Вроде “Тойота”, хотя темно, хрен поймешь, — но по тому, что она сворачивает в этот переулок и становится сзади меня, это — они.
Черт, надо было взять у него пистолет — просила же, но потом вняла голосу разума, то есть голосу Рэя Мэттьюза, утверждавшего, что это ни к чему, особенно с учетом того, что мной интересуются и ФБР, и полиция. Отвыкла я от московской обстановки, от жизни с тобой, когда все что угодно могло случиться, в любой момент могли мне позвонить и сообщить самое плохое — как это и произошло, когда тебя ранили и в галерею приехал Хохол. Отвыкла от того напряжения, в котором была в ходе операции “Кронин”, — на войне как на войне, все привычным казалось и нормальным, а тут…
Курю, глядя перед собой, и поднимаю голову только когда слышу:
— Эй!
Один сбоку, у моей двери, смотрит на меня в почти прикрытое окно, второй обошел машину спереди, а назад и не сдашь, там они меня подперли. Они же не знают, что я в свое время переехала киллера — и переехать этого козла мне не составит никакого труда, и даже не буду задумываться о том, что меня могу вычислить по вмятинам, отпечаткам протекторов и прочей ерунде.
— Эй, проблемы?
Говорят по-русски, значит, удостоверились, что я это я. Тот, кто сбоку, вдруг резко дергает на себя дверь, не зная что она заперта, естественно.
— Э, открывай! У Ленчика к тебе дело есть — сейчас съездим. Слышь, открывай!
Мотаю головой, изображая испуг, тем более что это несложно — мне и так, мягко говоря, все происходящее неприятно.
— Ну че, колесо пропороть? — Тот кто спереди вытаскивает нож. — Или стекло разбить? Мы ж тебя один хер вытащим — хоть через крышу. Лучше сама выходи, а то морду попортим!
Снова мотаю головой.
— Ну давай, сука, мать твою!.. — Все, кончилась дипломатия, взорвались ребята. Где же этот чертов Рэй?
— Что вам от меня надо? — спрашиваю по-английски негромко, ведь и они негромко говорят, а сквозь оставленную мной щель между окном и крышей они все должны разобрать. — Уйдите или я позвоню в полицию!
— Не бубни, сука! Дверь открой, поняла? Живо!
— Эй, мужики, проблема? — слышу сзади голос Рэя. Не оглядываюсь, держа в поле зрения этих, но зато они оглядываются, быстро смотрят друг на друга и тот кто был перед моей машиной огибает ее, встает рядом с приятелем, а потом оба делают пару шагов вперед.
— Проблема, мужики? — повторяет веселый голос, и язык чуть заплетается — наверное, так и должен говорить оказывающийся в такое время и в таком месте человек. И тут я поворачиваюсь и вижу, как он подходит к ним, понимая, что он въехал в арку и проскочил насквозь и снова оказался на той же улице, с которой мы свернули сюда, и там, видно, бросил машину. Вспоминаю, что по плану через мгновение должна рвануть вперед, вписаться в арку у тупика и уйти через нее — эти ведь видели только сплошную стену, они не в курсе, что там арка есть, и уверены, что я никуда не денусь. Но понимаю сразу, что, несмотря на все свои эмоции, уехать не могу — я должна видеть это, хотя видно мне и не очень, они мне его загораживают уже.
Читать дальше