Анна Оранская - Хождение по трупам

— На тебя они выйдут — если херово все продумал! — громко отрезает Ленчик, уже не сдерживаясь. — А если хорошо думал, то хер найдут концы. Хватит мне мозги еб…ть — сказал завтра, и все!

Глаза его, и без того пустые, становятся похожими на черные дырки в черепе, да и вся рожа напоминает выдолбленную тыкву, атрибут Хэллоуина: такие же редкие и кривые зубы, такая же лысина, такой же желтоватый оттенок кожи. И мне кажется, что в голове у него, как и положено в Хэллоуине, зажгли свечку — которая поджаривает остатки крошечного, как у динозавра, мозга.

— Так что завтра езжай в свой банк — Это уже мне. — А послезавтра в двенадцать будь здесь, усекла?

— Да не поеду я завтра никуда, — тихо, но отчетливо произношу в ответ. — Я не дура — и бабки вам отдавать, и еще потом сесть по обвинению в отмывании мафиозных средств, или попытке скрыться от уплаты налогов, или попытке сбежать. Мне еще минимум три недели нужны — я за это время окончательно решу с ними вопрос, и через адвоката, и сама. А чтоб ты не думал что я свалила, приезжать сюда могу хоть каждый день — если, конечно, ФБР меня не пасет и кто-нибудь из их агентов не сидит сейчас в зале.

Виктор оглядывается так нервно, что сразу ясно, что он боится, и давно, видно, боится, и ФБР, и Ленчика — но попал коль, деваться некуда, пусть подергается. Вокруг никого, зал на кабинки поделен — и кажется то, что он не может охватить взглядом весь зал целиком, нервирует его еще больше.

— Да не гони — никто тебя не пасет, у меня пацаны у входа сидят в машине…

— Ну да — и сразу определяют, кто есть кто. Они у тебя по-английски-то говорят с трудом, как они могут в американцах разбираться?

— Леонид, она права, — говорит Виктор уже громче и смолкает, встретившись с тяжелым, изучающим взглядом. Ленчик смотрит на него как на насекомое, как на комара, осмелившегося потревожить большого, грозного человека, который этого комара может прихлопнуть в любую секунду одним движением. Я в Москве еще видела такие взгляды, пусть и не мне адресованные, — неприятно, не скрою. Но на меня такое не действует — надеюсь, что Ленчик уже убедился в этом. А вот на Виктора действует — он затыкается сразу.

— Короче — завтра…

— Нет, — смотрю ему в глаза и выдерживаю взгляд. — Я собой рисковать не буду.

— Завтра! — заключает он, опираясь на стол и готовясь встать и уйти. — Если завтра в двенадцать тебя не будет в ресторане, послезавтра будешь должна на пол-лимона больше. Включаю тебе счетчик, и каждый день тебе будет капать пол-лимона — за двадцать дней десятка. У тебя эти бабки есть — не последнее отдашь…

И встает, и застывает, слыша мои слова, медленно поворачивается всем грузным телом и плюхается обратно, и смотрит на меня так, словно не верит своим ушам.

— Да ни хрена я тебе не отдам, — говорю с улыбкой. — Я передумала. Я привыкла с серьезными людьми дело иметь, а тут один пустой базар, да на понт меня берут, да и ведут себя по-бычьи. Отдыхай, Ленчик.

И весело так ему подмигиваю, и встаю, не реагируя на яростный шепот:

— Сядь, сука!

— Слышь, фильтруй базар, Ленчик, — бросаю пренебрежительно, стремясь задеть его посильнее, понимая что план мой отсидеться до конца марта уже рухнул. — Ну че ты понтуешься — здесь, в зале, фэбээровец, хер чего ты мне сделаешь. Все бумаги на тебя и твою братву — у моего адвоката, я тебя предупреждала. Будете меня доставать — закажу под вас работу или сдам на хер мусорам. Понял в натуре? И это — заплати за меня. Столько времени у меня отнял впустую — гони лавэшки…

И иду к выходу, легко и спокойно, понимая что в любую секунду могу услышать за спиной тяжелые шаги и дыхание, и он схватит меня и потащит к выходу, несмотря на то что народа в баре много. И хотя Америка страна героев, безрассудно вступающихся за посторонних людей — по крайней мере, в кино так, — не исключено, что хрен мне кто поможет. И что будет дальше — неясно. Но сзади тихо, и хотя воображение услужливо подсовывает неприятную картину — Ленчик выхватил уже ствол и целится мне в спину, и через мгновение пули попортят мою кожаную куртку, — я ее отметаю. И выхожу спокойно, и подаю Мэттьюзу условный сигнал: вынув по пути к машине тонкую сигару, подношу ее к губам и прикуриваю перед тем, как сесть. Признаться, нелегко дается такая размеренность действий — инстинкт толкает внутрь “Мерседеса” и требует газануть с визгом и нестись к дому, чтобы спрятаться там.

Но заставляю себя не спеша открыть дверь и сесть на уютное кожаное сиденье, и вижу краем глаза, как смотрят на меня из соседней “Тойоты” двое, один из которых разговаривает по телефону, — и трогаюсь все же рывком: дрогнула рука и нога чуть сильнее вдавила педаль. Показалось, что они хотят заблокировать мне выезд — и встань я по-другому, так бы оно и было, но я давно по-бандитски паркуюсь, то есть лицом к улице, чтобы не терять времени и сорваться в любой момент. И когда уже вырываюсь на простор, вижу в зеркало заднего вида, что они едут за мной, и тут же усилием воли ослабляю давление на педаль газа. Пусть преследуют меня, пусть убедятся, что я еду домой, и главное — пусть не подозревают, что я догадываюсь о слежке.