Сергей Зверев - Этому в школе не учат

— Не суетись, Андрюша.

— Не, ну полчаса уже!

— Как тебя с такими нервами в контрразведку взяли?

— За боевую злость. Я врагу глотки готов зубами рвать.

— Уметь ждать для нас не менее важно. А в глотки мы все умеем вцепляться.

— Ну подождем. Чаи, говоришь, гоняют. Ха!

— Смотри!

К подъезду подошел мужчина в длинной зеленой брезентовой куртке, брюках-галифе, кирзовых сапогах и сдвинутой на глаза коричневой кепке. Огляделся как бы невзначай. И толкнул ладонью дверь.

— Вот и гонец из самого города Берлина, — улыбнулся я почти счастливо.

— Да, будет на ком поразмяться. — Трофимов выразительно хрустнул пальцами.

— Так что вы имеете мне сказать? — Забродин стал тоже невольно скатываться на одесский говорок.

— Я? — удивленно посмотрела на него Логинова. — Таки мною все сказано.

— Вы сообщили нашим друзьям?

— Я? Ну что за нескромный вопрос?.. Вы пейте чайку. Пейте. С малиновым вареньем. Девочки мои на работе наварили. Балуют меня. Уважают или боятся?

— Думаю, второе, — усмехнулся Забродин, успевший оценить властную манеру поведения Тетушки Агнессы и ее злой, острый язычок. — Мне очень нравится и ваш чай, и ваше варенье. Но хотелось бы и о деле подумать.

— Ой, о деле. Я думаю о нем неустанно. И чему вы можете меня здесь научить?

Отхлебнув чай, Забродин молча поставил блюдце на стол, покосился на хозяйку квартиры.

— Ну что вы смотрите на меня, как дворовый барбос на помойную кошку? — засмеялась та. — Ждите, молодой человек. Ждите.

— Чего?

— Новостей.

В дверь осторожно постучали.

Логинова пошла открывать дверь. Послышался звук отпираемых замков и звон цепочки. И церемонный голос хозяйки:

— Вас ожидают.

Сама она отправилась на кухню, показывая — мол, секретничайте, мешать не буду. А в комнату вошел гость. Оглядел Забродина своими зелеными колдовскими глазами. Произнес, скривившись в усмешке:

— Сегодня на улицах шумно.

— Шум и суета — они утомляют, не так ли? — кивнул Забродин.

Обмен натужными фразами. Ну почему все пароли звучат по-дурацки?

Пароль-отзыв Забродину дали перед заброской именно на такой случай — контакта с человеком оттуда.

Гость протянул руку в приветствии:

— Ну, здоров, соратник по борьбе с большевизмом.

— Здорово, партизан, — буркнул Забродин недружелюбно, руку пожал слабо, без энтузиазма.

— Чего, обижаешься за ту историю? — усмехнулся Курган, он же агент Ящер. — За то, что мы под видом партизан тебя проверяли? Ну так служба у нас такая была. Это мне обижаться надо — знатно ты меня приложил. Плечо до сих пор ноет.

— Какие обиды? — небрежно кинул Забродин. — Работать надо. Это главное.

— Золотые слова. Одному богу теперь служим.

— Адольфу, что ли?

— А кому же еще… А теперь расскажи-ка, как ты остался без связи.

— Потому что кое-кому хреново уложили парашют. Купол погас. А запасной не вышел. Ни рации, ни человека.

— Бывает… В общем, слушай указания. На контакт с объектом «Консул» выходишь по первоначальному плану. Радист у тебя новый. Встретишься с ним около ипподрома завтра. Пароль-отзыв, как найдете друг друга — позже скажу. Сейчас о главном. График выхода в эфир у радиста. С ним и будешь непосредственно работать. Об этой явке забудь. Используешь ее только в крайнем случае. Если опять рацию разобьете. Понятно?

— Понятно!

Курган выдал очередную порцию инструкций. И сказал напоследок, поднимаясь из-за стола:

— Ну, бывай! Может, еще и увидимся. Хотя не загадываю.

— Удачи в многотрудных делах.

— И тебе…

Когда связник вышел, Забродин приблизился к окну и отвел штору. Потом провел ладонью по лбу, вытирая пот…

Я увидел, как штора отодвинулась, и в окне появился силуэт человека, его ладонь скользнула по лбу.

— Все, встреча прошла, — выдохнул я с облегчением. — Этот в кепке и есть связной.

— Отлично! — сжал пудовый кулак Трофимов. — Ну что, упаковываем абверовский подарочек?

Перед началом операции мы долго обсуждали, что делать. В итоге мне сказали: «На твое усмотрение. Действуй по обстановке».

В таких случаях чаще всего мы просто арестовывали агентов абвера. И если необходимо, в спокойной обстановке склоняли к сотрудничеству. Или отдавали военному трибуналу, который со шпионами и изменниками Родины не церемонился. Но сейчас внутри меня все вопило: брать его нельзя!

— Пропускаем фигуранта, — сказал я в эбонитовый микрофон рации, занимавшей целый стол.