Николай Иванов - Чеченский бумеранг

– Что говорят? – насторожился подполковник. Кто мог сообщить о смерти раньше него?

– Говорят, – неопределенно пожала плечами девушка.

Они наконец-то дошли до общежитий и одновременно остановилась в раздумье, выбирая укромный уголок. Только военные городки всегда находились под более тщательным надзором женщин, чем сама зона.

– Меня зовут Алексей. Алексей Заремба. Подполковник, – разложил себя по полочкам спецназовец, вызывая на откровенность спутницу. – А вас?

– Катя.

И то ли дурной пример заразителен, то ли заранее с чувством ответственности – если перед ней находился все же военный следователь, тоже представилась по-военному:

– Младший сержант Буерашина.

– Что говорят про Марину? – выделил пока главное Заремба. Катя в нерешительности глянула на подполковника:

– Простите ради Бога, но я вам до конца не верю. Докажите чем-нибудь еще, что вы от Марины!

– Она погибла под огнем наших вертолетов. Мне кажется, что их кто-то навел на нашу группу специально. Из отряда я остался один. Что еще?.. Вот ее трудовое соглашение на выезд в Чечню и сберкнижка на предъявителя. Насколько я знаю, она мечтала купить квартиру в Москве.

Алексей протянул Кате документы, сотворенные Вениамином Витальевичем перед отлетом в Чечню. Каким дальновидным и предусмотрительным он тогда казался самому себе, да и Зарембе тоже! Небось, сейчас кусает себе локти за эту свою аккуратность: не предполагал и в худшем сне, что ситуация изменится ровно на сто восемьдесят градусов.

Увидев подпись Марины, Катя, наконец, сделала то, что ожидалось вначале – заплакала. Уткнулась головой в плечо Алексея, и ему теперь стоило больших трудов сдерживать задрожавшие металлические лычки на круглых женских плечах.

– Она… она вспоминала нас?

– Да, – сразу соврал подполковник.

Впрочем, а почему соврал? Если он не слышал ее охов и ахов о работе, то это не значит, что Марина не грустила по подругам в душе, про себя. Или не доверила свои печали и планы тому же Волонихину.

– А мы каждый день о ней думали… И думаем.

– Так что говорят? – осторожно подступался к главному Заремба.

– Что… что она… ну, как «белые колготки», снайпером… то есть служила наемницей у чеченцев…

– Что? – Заремба резко отстранил от себя Катю, встряхнул ее за плечи: – Что за чушь ты несешь? Кто это сказал?

– Начальство.

– А ему?

– Не знаю.

Оставив девушку, Заремба сделал несколько бесцельных шагов вперед. Чувствовал: если стоять на месте, то остановится и сердце.

И сразу понял все. Его опередили. Опередил Вениамин Витальевич. Толстенький, вечно потный кремлевский посредник. Перевернулся еще раз на сто восемьдесят градусов, пока он, подполковник спецназа ГРУ, размазывал сопли на вокзале и решал, благородно ли заниматься ответным ударом. А он уже нанесен. По тем, кто не может ответить – по погибшим. По их памяти. И что самое гнусное, преподнесено все в оболочке предательства. Обернуто в фантик наживы.

– Нас собрали и сообщили, что Марина… завербовалась в наемники. И ее убили.

Голос Кати прозвучал сзади тихо, но в нем вдруг появилась надежда: а может, это неправда насчет «белых колготок» и продажных долларов?

– Это неправда, – кивнул Алексей. – Марина никогда бы не смогла сделать подобного. Она… она погибла как герой.

Сравнение не понравилось, оно показалось подполковнику слишком официальным, книжным, и он поправился:

– Она не должна была погибнуть. Ее убили. По приказу отсюда, из Москвы. Впрочем, как и всех остальных в отряде.

Известие могло испугать Катю, но подполковника это уже интересовало меньше. Он впервые вслух сказал постороннему человеку то, что носил в душе как тайну. И в принципе не планировал выносить ее на всенародное обсуждение. Но противник первым вступил в запретную зону, и при этой ситуации оставаться бессловесным – воистину предать ребят. И, похоже, придется не просто рассказывать о гибели отряда, а и доказывать честность спецназовцев. Журналист, как нужен сейчас журналист!

– Откуда я могу позвонить в Москву?

– Пойдемте ко мне, – пригласила Катя.

Обойдя подполковника, пошла по старой, переплетенной венами взбухших корней тропинке к крайнему общежитию.

Журналиста не оказалось дома. Трубку телефона поднял его брат:

– Вы, извините, кто?

– Его товарищ, Алексей.

– Алексей Заремба? Очень приятно, он давно ждет вашего звонка. Сейчас просто вышел на улицу, проветриться перед сном. А вы где? Можете подъехать?