Николай Иванов - Чеченский бумеранг

Пленник, поняв свою обреченность, тихо заплакал, зашмыгав носом. А тельце, устав бороться, снова надломилось и сникло в жестком захвате спецназовца.

– Убью, – шептал Алексей.

Теперь он выглядывал место, куда, подальше от людских глаз, оттащить парнишку. Что станет делать с ним, оставшись наедине, еще не придумал, но пустая барсетка требовала мщения. Подлость требовала наказания. Гнев требовал выхода.

– Что у вас? – вдруг вмешался в происходящее очередной сердобольный.

Подполковник в раздражении обернулся, но мгновенно обмяк, увидев рядом двух милиционеров-сержантов. Они поигрывали резиновыми дубинками, а на лицах читалась готовность применить их хоть по одному нарушителю общественного порядка, хоть по второму. А лучше – по обоим вместе, чтобы не тратить время и нервы на разбирательство.

Их появление остудило пыл Зарембы. Уж ему-то соприкосновение с милицией светило большими проблемами, чем тому же Гриньке. Ослабил хватку. Улыбнулся любопытным ментам, кивнул на мальчика, в готовности прикинувшегося нерадивым сыном:

– Не хочет ехать в лагерь, убегает.

– Не хочу-у.

– Кто не едет в школьный лагерь и не слушает родителей, тот попадет в лагерь наш, – провел воспитательную беседу с присмиревшим Гринькой один из сержантов.

Для выразительности постучал дубинкой хотя и себе по ладони, но перед носом мальчика. Посчитав свою миссию исчерпанной и получив благодарный кивок «папаши», гордо пошел сквозь толпу дальше – с дубинкой напоказ. Напарник прикрывал ему спину, одновременно подражая походке и манерам старшего.

И все же свою роль милиция сыграла – у Зарембы прошел аффект, когда он не ручался за себя и готов был поднять руку на ребенка. Теперь же видел в капкане не только попавшегося мелкого воришку, а оказавшегося на окраине большого города мальчика, вынужденного зарабатывать на жизнь воровством и приводом мужиков для проституток. Детям какую грань отшлифуешь, той стороной они и заблестят.

– Пошли, – устало повел мальчика за собой.

Страшнее милиции для Гриньки ничего не было, а тут еще и в голосе конвоира он уловил более мягкие нотки. А главное, почувствовал, что и напарник по каким-то причинам не желает соприкасаться с ментурой. Потому перестал приседать, задвигал ногами.

Чтобы воочию и окончательно убедиться в гибели кассеты, спецназовец направился к дороге. По ней ехал очередной цементовоз, и Заремба дернул мальчика: смотри, что ты натворил. Но и смотреть оказалось нечего: Вениамин Витальевич не просто послал строительную технику к вокзалу, он заставил второго водителя обронить увесистый шлепок раствора, и жирная серая клякса легла на место трагедии некрасивой, грубой, мгновенно застывшей могильной плитой. Которую тоже вдавливали в асфальт.

Гринька, демонстрируя раскаивание, поник головой. Еще бы цветы положил, раз пришел на похороны.

– Тебе что, нужны были деньги?

Гринька, не поднимая головы, кивнул. И тут же пожал в оправдание плечами: а кому они не нужны?

– Но я же взял тебе обед!

И вновь вздох: одним обедом сыт не будешь. Вечером подойдет время ужина, а через ночь – завтрака…

– Пойдем допивать компот, – вдруг неожиданно даже для себя предложил подполковник. И отпустил наконец мальчишку.

Тот, шеей почуяв свободу, отпрянул. Но когда за ним никто не погнался, Бычок с интересом замер. Что в очередной раз убедило спецназовца: парень не то что повидал всякого, а еще и надеется в полностью провальной ситуации выгадать какой-нибудь интерес. Недавно Заремба сам кружил вокруг Волка, хотя логичнее было бы бежать от его логова, от Чечни, от всей этой политики и войны на край света. И вот нашлась родственная душа…

В кафе вернулись вовремя: уборщица, судя по всему, уже примерялась к подносам, оставленным странными посетителями. Откровенно разочаровалась их возвращением и с соседнего столика смахнула крошки с таким рвением, что тот, бедный, застучал колченогим пластмассовым протезом с резиновой набойкой по кафельному полу.

Не глядя на напарника, Заремба уткнулся в свои тарелки. Через некоторое время рядом протянулась за компотом тоненькая ручка, и подполковник отметил аккуратно обработанные пилочкой ногти на пальцах Гриньки. Вся эта ухоженность не вязалась с вокзальным воровством, и мальчик, словно желая хоть как-то компенсировать нанесенную обиду, решил помочь разобраться взрослому человеку с его детскими проблемами:

– Я жиголо, – произнес он чуть слышно.