Николай Иванов - Чеченский бумеранг

В чем-то начальство мединститута понять можно. А вот Иван… Впрочем, какое мне дело до него? Человек, как правило, принимает только похвалу и награды. На остальное ощетинивается…

– Чем озабочен?

Рядом вновь стоял Заремба. Грибы растут слышнее, чем он ходит.

– Озабочен? Жизнью. Ее раскладом.

– И кому что выгорает?

– Боюсь, что нам, – я обвел взглядом группу, не отмежевывая себя, – ничего.

– Это ты брось, – не согласился подполковник. – Если еще и мы в этой жизни потеряемся, не найдем ориентиры, то кому выживать? – Новым русским.

– Это не так страшно. Среди них, насколько успел заметить за свою гражданскую жизнь, полно порядочных людей. Которые не зашмыгали носом и не загнусавили, а засучили рукава и вкалывают. А подлости хватает везде. Да мне ли тебе рассказывать? Среди вас, журналюг, сколько умничающих и поучающих, а сами палец о палец не ударили?

– Надеюсь, я к таким не отношусь?

– Такие у меня бы не стояли здесь. – Подполковник помолчал, но, наверное, когда-то журналисты достали его, и он продолжил тему сам: – У вашего брата всегда преимущество первого выстрела. И выбора оружия. Не замечал, что вы расстреливаете людей из любых удобных вам положений? Потому вас и не любят. – Ну, не все же такие, – продолжал защищать я хотя бы себя. Но правду оставлял за Зарембой. Журналисты любят налететь, отыскать самые поганые дыры и сунуть туда свой нос. Потом сделать глубокомысленное лицо и, ни за что не отвечая, пожурить, поучить, походя похлопать по щекам кого бы то ни было. Ах, какие мы умные! Смелые! Принципиальные!

А на самом деле, собрав гонорары на чужих проблемах, оставляем человека одного. А сами летим дальше, вынюхивая сенсацию и делая на ней себе имя и состояние.

Трутни!

Сам журналист, но порой не просто стыжусь, а уже ненавижу эту продажную в большинстве своем профессию, людей, подстраивающихся под главного редактора, политическую власть, рекламных агентов, но на всех перекрестках орущих о своей независимости.

Независим спецназ. Вот они захотят – полетят, а нет – и никто их не сдвинет с места. Потому как в чеченской войне понятия долга и совести, на чем зиждется офицерство, не совпадают. Работы в ней – да, под завязку. Риска – сколько угодно. Нервов, отчаяния, неразберихи – тоже хлебай из корыта. И именно на эту часть бойни бросают Зарембу с группой. Если выйдет удача, мгновенно присосутся комментаторы, оценщики, провожающие, встречающие, сопровождающие, подписывающие: «Мы пахали»… Провал – отдуваться подполковнику одному.

– Извини. Я, наверное, перегибаю палку, но это потому, что немного дергаюсь, – откровенно признался Заремба, думая, что я умолк из-за журналистики. – Срок мал, люди не мои, задание темное…

– Ты, главное, не забудь объявиться, когда вернетесь, – повторил я просьбу.

– Успокаивай, успокаивай. Благое занятие, особенно в отношении меня, – распознал мою поспешность подполковник.

– Кремень?

– Не жалуюсь. Иначе не быть мне… – он впервые запнулся на любимой присказке, но закончил: – …пенсионером.

Насчет пенсионерства не знаю, а вот на военном аэродроме в Чкаловском от руководства группой его практически отстранили. В комнату, на двери которой красовалась зеленая табличка «Таможня», спецназовцев приглашали по одному.

Ее успешно проходил каждый, потому что назад не вернулся никто. Даже вызванная вслед за Волонихиным Марина.

– Ох, влезаю я куда-то по самые уши, – оставшись последним, прищурил глаз Заремба. Словно пытался просмотреть через дверь, как оценивают его команду и какова роль его самого в закручивающемся действе.

– Пожалуйста, – в тот же момент пригласили на «таможню» и его. Подполковник протянул мне руку, но расстаться нам не дали.

– Извините, а это кто? – озабоченно спросил спортивного вида парень, работавший дверной ручкой.

– Мой товарищ, – даже не стараясь казаться дружелюбным, ответил Заремба. Обратил свой взор снова на меня. – Давай, до встречи. И будь поосторожнее, мало ли что, – последнюю фразу он произнес шепотом, показав глазами себе за спину.

Никогда не относил себя к паникерам, но тут сердце почему-то екнуло в нехорошем предчувствии. А ведь в самом деле: я невольно соприкоснулся с тайной, о которой, скорее всего, не должен был знать. О том, как нынче убирают свидетелей, пусть даже и случайных, газеты пишут через день. Сам пишу. И уже порой нет разницы, мафия этим занимается или власть…

– Возвращайтесь, – отметая свои, еще только предполагаемые проблемы, бросил вслед спецназовцу.