Николай Иванов - Чеченский бумеранг

Не остановили.

Не остановился и я…

– Представляешь, мне сказали, что у меня нет друзей.

– Не верь. Я твой друг.

– Спасибо. Давай выпьем за это. Она сказала, что я бабник. – А ее какое дело, если ты на ней не женат?

– Никакое. У меня, между прочим, их, этих баб, двадцать шесть штук. Считал недавно. Две Галины, три Оксаны…

– У меня Оксан никогда не было.

– Дать телефон?

– Дать.

– А она говорит, что я ее не любил. Да из-за нее, можно сказать, вся жизнь кувырком.

– Ну их, баб, к черту.

– Не-е, к черту не надо, еще самим пригодятся. У меня тут еще бутылочка «Гжелки».

– Тогда сиди тут, но смотри, ничего не нажимай и не дергай.

Я приведу кого-нибудь.

– Приводи. Но только с закуской.

Стук колес, мелькающие за черным окном огоньки, тесное, словно пенал, купе проводника. Через какое-то время его заполняют две девицы с тарелками в руках. Одна ничего, смазливенькая, вторая толстая, с громовым голосом и волосами на подбородке. И что она так громко хохочет?

Потом оказываюсь именно с ней в другом купе, нам не хватает места на одной лавке, и она, опять смеясь, заваливает меня на себя.

Пытаюсь представить Таню, но хохочущее, расплывшееся на лавке существо вызывает отвращение, и меня мутит. Затем начинают мерещиться женщины – все, кого недавно вспоминал и пересчитывал. Тянусь к ним, но они ускользают, уплывают, просачиваются сквозь пальцы. А сбоку стоят и грустно смотрят на этот хоровод Таня и жена. Перед моим отъездом на Курилы она грустно сказала:

– Наверное, я от тебя уйду.

Я усмехнулся:

– Уходи.

Сейчас усмехается она, но я хочу доказать и ей, и Тане, что хоть одну из хоровода, но задержу, поймаю. Замечаю незнакомую женщину и почему-то догадываюсь, что это тетя Нина из «Женского пляжа». Начинаю понимать, почему писал его от своего имени: я просто завидовал Зарембе и невольно хотел перенести его отношения на себя. Тетя Нина, задержись хотя бы ты.

Бесполезно. Нет никого в руках. И вот уже не на земле я, а лечу, кувыркаясь, в небе. За спиной парашют, но почему-то не могу найти кольцо, чтобы раскрыть его. Рука раз за разом хватает пустоту, и значит, через минуту я разобьюсь…

– Вставай, подъезжаем, – доходит до меня чей-то голос.

Разлепляю глаза, непонимающе смотрю на хрящеватое усатое лицо над собой. Но это все равно лучше, чем стремительно приближавшаяся земля.

– Ну ты и перебрал вчера, – улыбается лицо, и до меня начинает доходить, что я в поезде, а усатый парень – проводник. То ли Слава, то ли Гера. Следом вспомнилась проводница, и со страхом оглядываюсь. Облегченно вздыхаю – нету.

– Опохмелишься? – спрашивает проводник, поняв, что я пришел в себя. – Или чайку покрепче?

– Чайку, – простонал я.

На станции, где делать пересадку, из вагона выхожу один. Боясь увидеть свою ночную пассию и словно отрезая себя от прошлого, перебегаю рельсы перед мчащимся по соседнему пути товарняком. Длинная мелькающая стена дает время спрятаться в желтую будку грязного станционного туалета. Но когда состав наконец закончился, моего поезда на перроне уже нет. Может, его не было и вовсе? И поездки к Тане тоже не было? И этой ужасной проводницы вместо Тани?

Голова раскалывается, ноет грудь. Насчет головы – ясно, но грудь-то при чем? Направился к станции, но дошел только до первой лавочки. В груди снова закололо, защемило, и я отметил, что болит только левая сторона. И болит внутри. Там, где сердце. Оно болит? Осторожно опустился на решетчатую скамейку. Захотелось откинуться на спинку, но ее не оказалось, и тогда просто повалился на лавку, освобождая грудь для воздуха.

– Что с вами, гражданин? – подбежала какая-то женщина. – Вам плохо?

Плохо ли мне? Не знаю. Просто очень больно.

– Может, «скорую» вызвать? Сережа, вызывай «скорую», – попросила она кого-то.

– Да оставь, выпил мужик, отлежится, – отозвался Сережа. – А за ложный вызов «скорой» ты же сама расплачиваться и будешь.

Ложный вызов. А к Тане тоже был ложный вызов? Нет, все сложнее. Таня искала поддержки и участия, а тут – быстрее под рубашку…

– Гражданин, может, сообщить кому из близких? – не отставала сердобольная женщина.

Кому сообщить? Я попытался вспомнить тех, кто окружал меня в последние годы и кто мог бы примчаться на помощь, но ни одно лицо не остановилось в том калейдоскопе, что завертелся перед глазами. Неужели Таня права насчет друзей? Не вспомнилось и ни одного телефона. Ах, да, я же залил блокнот чаем. Заремба мог бы вытащить ситуацию за шиворот, но он сам пропал, сгинул в Чечне…