Валерий Примост - Приднестровский беспредел

Где-то недалеко — за домами не видно — неожиданно раскатисто забарабанил крупнокалиберный пулемет. А у Михи опять разболелся чертов зуб мудрости. Миха осторожно пощупал щеку и сплюнул. Не помогло. Он вздохнул и утомленно прикрыл глаза.

«Вот-вот, так всю жизнь… Есть такие люди, которые ведут себя точь-в-точь как самые паршивые зубы мудрости, — начал он исподволь. — Высмыкиваются на свет Божий и начинают нудеть, гундеть, гнусавить, доставать — просто так, в силу внутренней гнилости, — и достают, достают, достают всех, до кого только могут дотянуться, и отравляют всем жизнь, и плюй на них, ругай, трави — толку никакого… И, главное — совершенно непонятно, за каким хером им все это нужно. Нет, чтобы жить нормально, прилично, как все остальные зубы — так они будут поганить жизнь всему свету безо всякой видимой причины, и это продлится до тех пор, пока у кого-нибудь не накопится достаточно мужества, чтобы вырвать их со всеми потрохами, со всей их паршивой требухой… — зуб снова скорбно взвыл о какой-то своей горести. — Ого, больно-то как!.. Да, так вот, я назвал бы таких людей — „зубья государственной мудрости“. И это очень символично, потому что у них, как и у обычных зубов мудрости, мудрость эта только в названии и сохранилась… Их явно обделили в детстве, вот в чем дело! Не меняли пеленки, заставляли есть бульон вилкой, запрещали лапать девчонок в темных парадных… И вот результат — теперь только клещами или секатором с ними и можно бороться. Клещами — чтобы вырвать их из десны, секатором — чтобы предотвратить их размножение…»

А день близился к вечеру, кое-где в городе постреливали, и солдаты говорили о скором мире. А зуб мудрости по-прежнему гундел, и, как на грех, под рукой не было ни клещей, ни секатора…

…Андрея убили, когда казачья колонна уже строилась на выход из города. БТРы, МТЛБ и грузовики выстраивались один за другим на улице, головой в сторону моста. Вокруг суетились казаки, грузили вещи, пожитки, боеприпасы. Все торопились: ведь война уже закончилась, и можно было возвращаться домой.

Несколько казаков, сгрудившись в хвосте колонны, курили и со смехом травили баланду.

Посмеявшись над последним анекдотом, Андрей потоптался на месте и отошел по нужде в соседний двор, глухой как колодец, безнадежно затиснутый между старыми многоэтажными домами. Буквально через секунду из двора наружу выкатилась гулкая автоматная очередь. Миха и еще несколько казаков бросились во двор.

Тело Андрея лежало под самой стеной дома, почти перерезанное пополам снопом пуль. Глаза на перекошенном последней судорогой лице смотрели куда-то мимо. Скрюченные пальцы стискивали обрывок газеты «День».

Вокруг никого не было. Ни следа, ни шороха, ни шевеления воздуха. Только вспугнутые автоматной очередью голуби еще лениво возились на жестяных карнизах.

Казаки кинулись осмотреть ближайшие дома а вдруг повезет. Миха присел на корточки рядом с Андреем, заглянул в глаза. Даже пульс не стал щупать: и так все было понятно. А вот в мертвые Андрюхины глаза заглянуть хотелось. Что там? Как там? Отразилось ли в них последнее прошлое: лицо того ублюдка-румына, который только что нажал на курок? Или, может быть, там уже видно следующее будущее: какие-нибудь там райские кущи с нектаром и гуриями?..

Или просто безоблачное небо?.. Миха смотрел и смотрел в эти, в одночасье ставшие чужими и незнакомыми, глаза, глаза человека, когда-то спасшего его жизнь. «Это что ж получается: если умер тот, кто спас твою жизнь, значит, и ты каким-то образом уже мертв?..»

Он снял с мертвой руки командирские часы и одел их себе на запястье. Как память.

А потом подошли казаки, они подняли тело и понесли прочь со двора.

Миха шел следом и смотрел на безвольно болтавшуюся между казачьими локтями мертвую Андрюхину голову. «…Мы победили сюнну, проявив великую храбрость… Сюнну плохо рассчитали, заняв Цяо и Ху, захватив Хао и Фэнь, дойдя до северной части реки Цзинь…»

Именно в этот момент Миха понял, что война действительно закончена. Совершенно…

Прошло десять месяцев. Маленькая война на Днестре давно закончилась. И немедленно была забыта, заслоненная целым веером таких же войн на огромном пространстве от Адриатики до Синцзяна. Обыватель выключал телевизор, наскучив репортажами с многочисленных театров военных действий, всеми этими танками и пушками, одетыми в камуфляж оловянными солдатиками, нечеловечески мужественно движущимися на бэтээрной броне навстречу пламени и грому, бесконечными сводками о жертвах и потерях. «Да как же им всем не надоест?.. — расслабленно бормотал он в паузе между туалетом и постелью. — Воюют и воюют… Что, дел поважнее нету?..» Он пожимал жирными плечами, обтянутыми видавшей виды пижамой, и падал лицом в подушку, еще успев порадоваться напоследок, что артиллерия грохочет в телевизоре, а не в окне.