Валерий Примост - Приднестровский беспредел

«Ну что ж, родная, — думал Миха, в мыслях обращаясь к Хельге, — вот и довоевалась. Кто ж знал, что все так сложится, верно? У румынов — полный бардак, правда? Даже „скорпионов“ в прикрытие снайперу отрядить не могут. Но ты все равно пошла. Все равно пошла и стреляла в людей. Стреляла хладнокровно, равнодушно. Как в тире. Тут нет ничего личного, я знаю. Наверное, ты вообще никогда не испытывала слишком сильных эмоций. Любых. В убийстве людей для тебя нет ничего личного. Это просто бизнес, обычный бизнес. Работа, за которую платят, вот и все. Одни специалисты чинят людей, другие их ломают. Просто работа: кому за что платят… Я хорошо тебя знаю — ты очень обстоятельна и надежна, как, наверное, многие немцы и скандинавы. Ты не могла выполнить свою работу, свой бизнес кое-как, на хип-хап. Если дело делается — оно должно быть сделано отлично, иначе просто не надо за это дело браться. Именно поэтому ты пришла сюда. Именно поэтому ты погибла…»

Миха с отвращением отшвырнул тлеющий фильтр и закурил новую сигарету.

«Если дело делается — оно должно быть сделано на все сто, ведь так? И никаких там слез и причитаний, никакого нытья, никаких жалоб и больничных листов!.. Ты взялась за это большое дело, именуемое „Жизнь“, и исполнила его четко и в срок, не попробовав увильнуть, когда пришло время подводить итоги… Ты всегда была честна. Без праздников и выходных. Как кухонный нож, который каждый день в одно и то же время нарезает хлеб к обеду… Ты всегда обожала побыстрее расставлять точки над „і“, и сегодня расставила их окончательно. Просто честно сделала себя трупом, а своих детей — сиротами… — Миха покачал головой и встал. — Хельга, Хельга, бедная Хельга!.. Неужели нельзя было найти работу попроще?..»

Он уронил окурок под ноги, не спеша, направился к чердачной двери.

На улице стоял июль, скучный, выгоревший на солнце месяц. Жарились в ослепительно-белом свете перекрестков темно-зеленые гробы на колесах и гусеницах, стволы «рапир» надолго превратились всего лишь в перекладины для сушки белья, и пули редко и неохотно покидали магазины и обоймы, как будто выдохся порох в патронах и не имел уже прежней взрывной силы.

Эпидемия Уличной Войны, омыв Бендеры июньской болью, сейчас схлынула, и только иногда еще вздрагивало изуродованное тело города в последних одиночных вспышках. Она схлынула, утекла прочь, и виднее стали страшные шрамы и язвы этого места, — изрытый взрывами асфальт, разрушенные и сожженные ракетами дома, пятна крови на испещренных автоматными очередями стенах, груды искореженного металла, громоздящиеся то там, то здесь, и, наконец, черные лица, вспаханные войной и болью.

Уже было подписано представителями Российской Федерации, Республики Молдова и Приднестровской Молдавской республики совместное соглашение о немедленном прекращении огня. И огонь действительно погас. Оставались лишь тлеющие под золой головешки ненависти, подозрительности и фанатизма, которые нет-нет да и взорвутся, защелкают снопом автоматных искр.

Но все же эпидемия ушла, и неприбранные трупы гораздо реже лежали на улицах: трактор — бендерский «черный тюльпан» — уже успевал вовремя собирать и вывозить их.

Пришла другая эпидемия — эпидемия разброда и усталости, равнодушия и неопределенности. Когда оказалось, что некуда больше идти, что война как динамический процесс закончилась, что исчезла ясная и понятная, единая для всех цель, тогда между отдельными частями конгломерата, называемого «приднестровская армия», пропала та спайка, которая делала этот конгломерат в самые страшные дни единым и опасным целым. Одни, почувствовав, что в Бендерах сегодня правит человек с ружьем, предались бездумному разврату власти; другие, ощущая в себе нерастраченный запас ненависти агрессивности, предпринимали на свой страх и риск вылазки в сторону румынских позиций; но большинство просто скучало и пило, а бралось за оружие только затем, чтобы пассивно ответить на атаку врага.

То есть, большинство в приднестровской армии после подписания соглашения о прекращении огня находилось в таком же настроении, в каком пребывало большинство солдат армии Молдовы с самого начала войны. Все устало ждали мира.

— …Честное слово, осточертело воевать так, что… что хоть волком вой… — задумчиво пробормотал Ваня Крылов, поудобнее устраиваясь на перегораживающем улицу бетонном блоке. — Мы же, ТСО, тоже не роботы, как и гвардейцы с ополченцами. Всем домой хочется, к женам, семьям…