Андрей Воронин - Банда возвращается

— Возможно, это и не понадобится, Константин Яковлевич. Если вы устно изложите мне свои выводы и ответите на некоторые вопросы, то официальную бумагу я позже возьму в службе охраны Президента. Так будет даже быстрее.

— Я к вашим услугам.

Александр достал блокнот:

— Скажите, кто и когда доставил вам тело?

— Около восемнадцати часов вчера его привез дежурный врач из Кремля, с ребятами из охраны, конечно.

— С ними был кто-то из старших офицеров? — Бондарович черкнул пару строк.

— Да — Виктор Иванович, — в ответ на недоуменный взгляд Бондаровича врач добавил:

— Полковник Карлик, заместитель Кожинова.

— А, понятно. Скажите, а вам уже прежде приходилось заниматься проведением анатомической экспертизы?

То есть я имею в виду: это ваша специальность?

Врач откинулся на спинку стула:

— Сомневаетесь в моей квалификации?..

— Нет. Должно быть, я не так выразился… Мы всегда обращаемся к услугам института судебно-медицинской экспертизы, поэтому я ничего о вас и не знаю. Не сочтите за обиду.

— Понимаю вас. Так вот, у меня есть квалификация судмедэксперта высшей категории, ибо мне часто приходится выполнять эту работу для военной прокуратуры, — заявил патологоанатом не без гордости. — Да и вообще, вы могли слышать о репутации нашей клиники, многие операции и многие специалисты здесь уникальны…

— Вот оно что, я, к сожалению, понятия не имел, куда военная прокуратура возит свои трупы.

— К нам, к нам, — улыбнулся врач, — не сомневайтесь.

— Расскажите, пожалуйста, к каким выводам вы пришли относительно Смоленцева. Причина смерти, в первую очередь.

— К смерти могли привести два серьезных повреждения: удар твердым предметом в височную кость и повреждение шейных позвонков в результате выкручивания шеи слева вверх и направо. Обе травмы нанесены почти одновременно и невозможно установить, какая из них была первой.

— Как полагаете вы?

— Неожиданный удар тяжелой пепельницей в височную область — вот и все, — устало улыбнулся патологоанатом. — Это сделать относительно просто.

— А позвонки? — Если вы поспешно вытаскиваете человека из кресла или из-за кресла за голову, то вполне можете свернуть ему шею. С живым человеком это проделать весьма непросто, нужны высокая квалификация и сила.

Александр еще записал пару строк:

— Какие-то иные повреждения есть?

Доктор припомнил:

— Гематома слева на подбородке; скорее всего, труп роняли на пол. Она не опасна; я хочу сказать — эта гематома не могла быть причиной смерти.

— Что-нибудь на руках: ссадины, содранная кожа под ногтями?

Патологоанатом уверенно покачал головой:

— Нет, ничего такого, что свидетельствовало бы о схватке.

— Присутствие алкоголя, ядов, наркотиков?

— Полная экспертиза по этим вопросам заняла бы целые недели. Но ничего явного нет.

— Хорошо, Константин Яковлевич, — Александр поднялся с кушетки, — теперь я хотел бы сам осмотреть тело и попутно, может быть, задать еще парочку вопросов. Я понимаю, что вы устали, но в интересах дела…

Врач-патологоанатом удивленно посмотрел на Бондаровича и улыбнулся:

— А вот это вам придется сделать без меня.

— Почему? — у Бондаровича снова появилось ощущение, что его обвели вокруг пальца.

— У меня нет желания ехать с вами в телецентр на Шаболовку. Тело забрали в семь утра, его вымыли, нарядили и увезли на телестудию для торжественного прощания.

Будут цветы, речи, траурная музыка и все такое… Как обычно… Не знаю даже, как вы туда пробьетесь, чтобы отдать последний долг покойному. Народу там будет масса…

— Извините… — Бондарович направился к выходу в полной уверенности, что генерал Кожинов, а может, не только он, держит его за дурака.

Виктория Макарова, 9 часов 30 минут утра, 24 марта 1996 года, кабинет Елены Монастырской.

Виктория ожидала приема у Принцессы, — , как за глаза называли в Кремле дочь Президента. Кличка эта была не слишком обидной; несколько тяжеловатая тридцатипятилетняя женщина обладала слишком здравым и конструктивным умом, чтобы обижаться; умела производить благоприятное впечатление на людей, была вежлива… Но многолетнее вращение в кругу высокой политики наложило на нее свой отпечаток, сделало неприступной и в какой-то мере даже высокомерной. Привычка к лести, готовность окружающих к лизоблюдству, корыстные интересы подчиненных, непрерывные интриги и предательства, — все это приучает дворцового человека мыслить особыми категориями, оттого он как бы начинает чувствовать на себе ореол некоей возвышенности и даже, пожалуй, божественности.