Андрей Воронин - Банда возвращается

— Я что-то не правильно сделала, отец?

Президент улыбнулся:

— Ты сделала самую умную вещь в своей жизни. Был очень опасный — переломный — момент. Мы потом об этом поговорим. Садись теперь телевизор смотреть.

Принцесса облегченно вздохнула.

Президент обвел глазами присутствующих, отчего все, как по команде, притихли.

— Я хочу сейчас увидеть те материалы, которые принес майор, опросить присутствующих, чтобы уяснить себе ситуацию и сделать соответствующее чрезвычайное заявление по телевидению. Поставьте кассету.

Начался знакомый фильм.

Бондарович сначала вставлял поясняющие замечания, а после взял указку и пульт управления в свои руки и до последней подробности объяснил весь ход событий. Почти теми же словами, какими им с Викторией объяснял суть генерал Кожинов. Виктория поняла, что со стороны Александра это была своеобразная дань уважения покойному генералу…

— Что скажешь, Григорий? — обратился Президент к Поливоде, сидящему в наручниках.

— Пусть попробуют доказать что-нибудь из этой белиберды на суде, — зло тряхнул цепочкой наручников бывший Секретарь СБ. — Тут догадки одни… К тому же умельцы из технического отдела могут смонтировать при желании десяток подобных кассет… Для суда это вряд ли будет серьезной уликой…

— Ты не перед судом, ты передо мной отвечай! — глухо оборвал его Президент.

Григорий Поливода молчал.

— Значит, все правда.

Карпик вставил:

— Жалко Смоленцева, умный был паренек, зря позарился на их деньги.

— Он не входил ни в какие контакты с КПРФ и никаких денег не брал, — со знанием дела заявила Виктория.

— Как так? — встрепенулась Елена.

— Генерал Кожинов сегодня объяснил нам, что все это — полная липа. Деньги пришли без договора в день убийства, Виктор Смоленцев ничего и не слышал о них…

Скажите, Елена Борисовна… Ведь это Поливода снабжал вас информацией о «предательстве» Смоленцева?

— Д-да, он, — сказала Елена и закрыла глаза рукой.

— А фотография? — спросил Президент.

Виктория объяснила:

— Смоленцев с Липкиным обсуждали всего лишь передачу: диалог Липкина и Немцова.

— Вот как. Кто его убил?

Бондарович прокрутил пленку и показал:

— Вот Поливода входит в Кремль вместе с убийцей, а вот убийца выходит.

— Кто это? — резко спросил Президент у Поливоды. — Фамилия, имя, место службы…

Поливода презрительно скривился:

— Не знаю, мне его дали для технической помощи.

— Карпик, немедленно выясни и дай задание задержать.

— Будет исполнено, — Карпик сделал запись в блокноте.

Президент задумался:

— Я одного не понимаю, почему Кожинов сразу это все не выложил мне?

— Он объяснил нам, господин Президент, — сказал Бондарович. — Он пытался проследить все нити заговора и заставлял их проявить себя. Провоцировал на действия… Но они проявили себя слишком сильно. Наверное, генерал и сам не ожидал такой активности… — Бондарович с удрученным видом развел руками. — Я и Макарова видели сегодня, как этот же самый капитан убил генерала Кожинова.

Президент обдумывал услышанное с мрачным лицом:

— Общая картина мне ясна. Готовьте съемку заявления. Сделайте прямой эфир.

Карлик записывал распоряжения в блокнот.

А Президент уже подошел к Поливоде:

— Отдать бы тебя, Гришка, под суд да расстрелять за предательство и убийства…

Поливода огрызнулся:

— Руки коротки.

— Нельзя, ты прав, сволочь.

Прокофий Климентьевич, 11 часов вечера, 26 марта 1996 года, дома на Старом Арбате.

Дети не появлялись. Прокофий Климентьевич подавлял беспокойство усилиями железной воли.

Когда по радио передали, что есть слухи о гибели Кожинова на даче, старик Орлов начал всерьез молиться. Неужели он так ошибся?.. Если он своим не правильным расчетом послал внучку на гибель, — то будь оно все неладно. Впрочем, если Виктория со своим женихом постреляла на даче охрану и самого Кожинова, то дело еще большая дрянь — с позором. А уж позора старому Орлову совсем не перенести…

Затем в средствах массовой информации пошли намеки на отставку Президента по состоянию здоровья, и старик стал думать о том, что черт с ней, с этой страной, но вернулась бы Виктория жива и невредима; в суматохе революций про нее и не вспомнят… Но если она приложила руку к смерти Кожинова и отставке Президента, то лучше — не надо ее возвращения. Прокофий не сможет принять ее…

Так и мучился старик целый день, разрываясь между любовью к внучке и собственным пониманием чести и долга. От нервозности усилился кашель.